должен был стать мясником… И стал. Но немного другого профиля, чем папа. Если бы караулившие у служебного входа «рыбники» обладали способностью рассуждать, они бы удивились, почему мясо
– Эх, – посетовал Салават, вытирая руки о фартук, а сам фартук бросая на асфальт у подножки такси. – Опять хорошее мясо запачкал. Что за люди, а?
Глава тридцать первая
Девушка была совсем маленького роста, метр пятьдесят, может, самую чуточку выше, но сложена идеально. Настоящий эльф. Алене было плевать, какого роста горничная Сурьина и как она сложена. Она демонстративно отвернулась к окну и сделала вид, что ее страшно интересует витая решетка.
Но малышка-горничная ничуть не смутилась. И, похоже, не собиралась приступать к своим обязанностям.
Алена услышала, как процокали по паркету каблучки, потом раздалось тихое попискивание набираемого номера.
– Привет, – вполголоса произнесла горничная. – Обрати внимание: я слово держу.
Она подошла к Аленке, похлопала ее по спине.
– Будешь говорить? – спросила она. Голос у нее оказался неожиданно низкий, хрипловатый. – Или мне сказать, что ты – в ванной?
Алена быстро повернулась к горничной… Горничной? Как бы не так! Горничные с во-от такими бриллиантами в сережках бывают только в латиноамериканских сериалах. Липовая горничная глядела на Аленку снизу вверх шалыми эльфьими глазами изумительно зеленого цвета.
– Говорить?.. С кем? – пробормотала растерявшаяся Алена.
Вместо ответа зеленоглазая вложила ей в руку трубку.
– Да-а… Я слушаю… – проговорила Алена слабым голосом. – Кто это?
Лицо ее вдруг побелело, рука задрожала…
– Эй-эй-эй! – быстро сказала зеленоглазая крошка. – Ты только в обморок не упади!
Но Аленка уже пришла в себя, и щеки ее порозовели еще быстрее, чем только что побледнели.
– Алеша! – крикнула она. – Алешка! Ты где?
Зеленоглазая, которая деликатно отошла на пару шагов, тут же подскочила к Алене, прижала к ее губам ладошку.
– С ума сошла? – зашипела она. – А ну прекрати орать!
Аленка глядела на миниатюрную девушку округлившимися глазами, и слезы дрожали на ее ресницах.
– Ну-ка возьми себя в руки! – строго приказала зеленоглазая. – И говори тихо. У вас две минуты.
И убрала ладошку.
– Да, – уже спокойней проговорила Алена. – Да, я тебя слушаю, Алеша. Да… Я в порядке. Нет… А знаешь, меня тут замуж выдают. Нет. То есть как – соглашайся? Я не боюсь, понятно! Я…
За дверью раздались шаги, зеленоглазая моментально выхватила трубку и спрятала в рукав.
Дверь приоткрылась, в щель просунулась стриженая голова охранника.
– Все в норме? – насторженно спросил он. – Может…
– Выйди, – ледяным голосом произнесла зеленоглазая. – Если понадобится, я позову.
Голова исчезла, и дверь захлопнулась.
– Ну? – спросила грозная крошка. – Хорошо поговорили?
– Да… – прошептала Алена.
И вдруг заплакала навзрыд.
Зеленоглазая обняла ее, прижала к себе.
– Ну ладно, ладно, – приговаривала она. – Пореви, пореви, легче будет.
В комнату опять заглянул охранник – и тут же закрыл дверь.
Аленка рыдала и никак не могла остановиться. Зеленоглазая поглаживала ее по спине, говорила что-то утешительное, а потом маленькая ее ручка проникла под ремень Аленкиных шорт…
– Ой! – вскрикнула Алена, отпрянув и сразу перестав реветь. – Это еще зачем?
– А может, ты мне нравишься? – девушка засмеялась. – Как, полегчало?
– Угу… Только…
Зеленоглазая сунула ей в руку носовой платочек.
– Ты извини, что я трубку забрала, – непринужденно перебила она Аленку. – Я крепко рискую, понимаешь?
– Понимаю…
– Что-то не так? – зеленоглазая нахмурилась.
– Он сказал… Он сказал, чтобы я соглашалась, чтобы… Наверное, ему все равно, что я… – Аленка опять всхлипнула.
– Не смей! – строго произнесла зеленоглазая. – У меня и так уже вся блузка мокрая!
– Наверное, он прав, – уныло проговорила Аленка, безжалостно теребя платок. – Кто я ему? И зачем?
– Ты не рви его, а сопли вытри! – сердито сказала зеленоглазая. – По правде говоря, я сама не понимаю, зачем ты ему, – проговорила она безжалостно. – Такой красивый парень! А какие плечи! – она мечтательно закатила глазки. – Что он нашел в такой тюхе, как ты? Но говорит, что…
– Что? – перебила ее Алена. – Что говорит? Ты его видела, да? Ты с ним встречалась? Когда?
– Вчера, – крошка томно вздохнула, но в глазах ее прыгали насмешливые искры. – Такой парень! Мечта! А его охранник… Не какой-нибудь «бычок» – настоящий убийца, честное слово! Зверь! Ах! – она еще раз томно вздохнула.
– Какой охранник, какие убийцы? – Алена совершенно растерялась. – Он же только из Англии… Он там в колледже учится! – решительно заявила она. – Нет у него никаких убийц, что ты врешь!
– Не хами, девчонка! – строго одернула ее зеленоглазая. – Не знаю, как там насчет Англии, но когда у мужика слово «смерть» на лбу вытатуировано, я вижу. Слава Богу, двадцать первый год по этой земле хожу. Извинись, живо!
– Извини, – покаянно проговорила Алена. – Ты, правда, его видела? Как он? Как у него дела?
– Вот этого я не знаю, – сказала зеленоглазая. – Признаться, его больше интересовало, как у тебя дела?
– И что ты ему сказала?
– А что я могла сказать? – зеленоглазая пожала плечиками. – Я же тебя сегодня первый раз увидела. Меня, кстати, Надей зовут. Надеждой.
– Алена, – Аленка несмело улыбнулась. – А что ты ему еще сказала?
– Что руки-ноги тебе пока не оторвали. И на иглу не посадили. Насчет остального, извини, не знала.
– А он – что?
– А он попросил организовать вам разговор. И я организовала. Еще вопросы?
– А зачем? В смысле, зачем ты это сделала? Тебе заплатили?
– А вот это, – сказала зеленоглазая, – тебя совсем не касается.
– Извини, – покорно проговорила Алена. – Только… Как тебе удалось?.. Как тебя ко мне пустили? Если это не тайна?
– Нет, это не тайна, – насмешлово ответила зеленоглазая. – Да будет тебе известно, что мою маму зовут Анна Никитична Сурьина и Лев Никитич Сурьин приходится мне, уж прости, родным дядюшкой!
Алеша издал победоносный вопль, оттолкнул ноутбук, вскочил и прошелся колесом, едва не опрокинув журнальный столик.
– Ты чего? – флегматично спросил Салават. – Жопу отсидел?
– Дурень ты, – нежно произнес Шелехов. – Мы его хакнули, понял? Теперь он – наш! На серебряном блюде! Как молочный поросенок!
– Мне свинину есть пророк запретил, – строго произнес Салават. – Сам ешь, я не буду!