нераскрытыми. Веский тон подполковника представлял странный контраст со смыслом его речей. Зато он обратился к населению с просьбой помочь следствию. Такой солидный добрый дядя. Даже в Штатах, с их развитой программой защиты свидетелей, последних не так уж просто найти. И уговорить. У нас же свидетелей «уговаривают» мигом. Без свидетелей. Следующие двадцать минут подполковник и ведущий со вкусом обсуждали особенности «заказного» убийства, наиболее подробно остановившись на ценах. Тут подполковник показал себя настоящим специалистом. Ничего не было сказано и о том, почему милиция двадцать пять минут добиралась до места преступления в самом центре города. Но не это удивило Андрея, а то, как оперативно обнаружились телевизионщики. А у нас ведь они вертолетами не оснащены.
И снова жалобные причитания о невосполнимой потере и трагедии времени. И смакуемые воспоминания о еще десятке подобных убийств. Затем торжественное оповещение о дне траура и о том, что через час известный артист, «близко знавший покойного», и менее известный ученый-социолог проведут часовую пресс-конференцию о гибели выдающегося человека. Так что, уважаемые телезрители, оставьте ваши дела и не отходите далеко от экранов!
Ласковин минут тридцать взирал на этот спектакль, пытаясь выловить хоть что-то конкретное, но узнал лишь, что «не было у нас человека нравственнее и духовнее». И что нет в городе бездомного или голодного, который бы не «приобщился к истинно петербургской культуре», о которой «так радел усопший». Еще назывались фантастические суммы, которые были перечислены в учрежденный Пашеровым фонд «Русский ренессанс». Банк «Народный» — сто миллионов, банк «Нерушимый» — двести миллионов, банк «Звезда» — пятьсот миллионов… Никто из соболезнователей не задался вопросом: почему вдруг господа банкиры так расщедрились?
Игорь Саввич выглядел подавленным. Ласковин даже припрятал бумажку с телефоном пресловутого Михаила. Не дай Бог, батюшка решит пойти с повинной! Но два часа телевизионного лицедейства, как ни странно, сказались на отце Егории благотворно: он разозлился. Как уже было известно Андрею, гнев для отца Егория был лучшим лекарством от депрессии. Наконец, после фразы о «согнутых тяжким бременем утраты» Потмаков выключил телевизор.
Ласковин, впрочем, уже сорок минут игнорировал экран: копался в корейском автоответчике, который вдруг перестал принимать в расчет, дома ли его хозяин.
— Итак, — произнес Андрей, установив, что придется менять весь блок, — что будем делать?
— Ничего! — отрезал Потмаков. — Похерим. Бог им судья!
«Хороший ответ, — подумал Андрей. — Исчерпывающий».
— Я бы пообедал, — сказал он вслух. — Полтретьего уже.
— Пойдем, — согласился Игорь Саввич. Около пяти приехал Смушко. Подмигнул Андрею, показав портрет на полполосы в траурной рамке.
А отцу Егорию сказал:
— Хороший день. Еще шестьдесят тысяч надыбал!
— Что-то ты больно весел? — подозрительно спросил Потмаков.
— Девка плачет — солдат веселится! — усмехнулся Смушко. — Чужая смерть способствует щедрости. Ибо напоминает о бренности жизни нашей!
— Тьфу! — сплюнул отец Егорий.
— Батюшка! На пол! — укорил Смушко. — А ведь прав я! Любой директор похоронной конторы вам подтвердит!
— Чушь несешь! — строгим голосом произнес отец Егорий. — Люди погибли!
— Да, — согласился староста. — Погибли. Так пусть хоть польза будет от их смерти. Неужто один бандит десяти детишек не стоит?
— Не нам мерять! — проворчал Игорь Саввич. Но аргумент был веский.
— Поеду я, — сказал Ласковин. — Меня ждут.
— Завтра-то как? — спросил Степаныч. — Навестишь?
— У тебя же день рожденья! — вспомнил Потмаков. — Тридцать лет! Нет, давай-ка оставайся.
А завтра…
— Не могу, отец Егорий! — улыбнулся Андрей. — Невеста ждет!
Само вырвалось. Еще можно было на шутку обернуть, но… не хотелось.
Потмаков строго посмотрел на своего подопечного:
— Невеста?
— Я все помню, — сказал Андрей. — Завтра приеду. Если что — телефон есть.
— Ладно уж, — проворчал Игорь Саввич. — Обойдемся.
— Наташа, — проговорил Ласковин. — Тебе пошел бы камин.
— Я думаю! — Девушка засмеялась. Волосы у нее на затылке были мягкими, как кроличья шерстка.
— Андрей! Ты меня… м-м-м… беспокоишь! — предупредила полушутя.
Голова ее лежала на коленях Ласковина, узкая ладошка медленно двигалась влево-вправо над огнем свечки.
— Я думаю, ты — реликт! — сказал Андрей. — Мы занесем тебя в Красную книгу и будем охранять!
— Договорились!
Наташа повернула голову: в каждом зрачке по отраженному огненному язычку.
— Ты и будешь меня охранять! — сказала она. — Ты теперь не у дел! А должен с кем-нибудь сражаться. Или за кого-нибудь!
Шутка, слишком похожая на правду.
— Слушай, — произнес Ласковин, — возьми в мае отпуск! Можешь?
— Могу. А зачем?
— Отвезу тебя в сказочный город! В город красных крыш, танцующих кукол и хрустальных замков!
— Давай, — промурлыкала Наташа и потерлась ухом о его руку. — А он где?
— Далеко! — тожественно произнес Андрей. — Но мы полетим туда, и ты будешь пить кофе по- венски, а лебеди будут класть на твои колени красноклювые головы!
— Как красиво! — прошептала Наташа, закрывая глаза. — Я все вижу! Я вижу замок на холме. И мельницу… Там есть мельница?
— Есть, — ответил Андрей. — Там есть мельница, и ратуша с волшебными часами, и узкие улочки, и музыканты, играющие перед собором…
— Ты все придумал? — прошептала Наташа. — Да?
— Нет, — ответил Андрей. — Ты же знаешь, у меня небогатая фантазия. Я ведь не поэт, я всего только телохранитель в отставке. Но я отвезу тебя в Прагу! Ты мне веришь?
— Да! — вздохнула Наташа. — Ты удивительный!
Она вслепую потянулась к его лицу, провела пальцами по подбородку, щеке…
— Ты ошибаешься! — Она чувствовала пальцами: он улыбается. — Ты ошибаешься: я обыкновенный! Самый обыкновенный!
Наташа открыла глаза, и лицо ее переменилось. Так меняется бабочка, вдруг распахнувшая крылья. Или — когда расходится лед, открывая темное и бездонное зеркало глубины.
— Я хочу видеть твои сны! — произнесла она. — Я хочу знать, почему ты — такой!
— Ты узнаешь, — тихо сказал Андрей, прижимая к губам ее теплую ладонь. — Ты узнаешь. Может быть, раньше, чем я сам.
Тени бродили вокруг них, и тьма казалась гуще, чем на самом деле.
«Чего я страшусь? — подумал Андрей. — Ведь все уже кончилось?»
Глава двадцать шестая
— Да не гони ты так! — сказал Пете отец Егорий. — Успеем! День-то какой чудесный, настоящая
