– Дэвид! – едва не закричал я. – На правах старшего я тебе приказываю!! Ты должен жить!! Вспомни о своей невесте!! Зачем ты делаешь и ее несчастной?!!
Дэвид неуверенно коснулся пальцем дисплея, набрав первую цифру.
– Командир, – процедил сквозь зубы Смола. – Фролов уйдет. Зло не будет наказано…
– Молчи, Смола, молчи! Когда-нибудь мы его найдем…
– Никогда мы его не найдем, командир. Он не даст нам уйти отсюда живыми…
И тут вдруг Дэвид приподнялся на одном локте и, мобилизовав остаток сил, швырнул смартфон в стену. Гаджет брызнул осколками стекла и пластика, которые сверкнули на солнце, как звездочки.
– Эндрю, – прошептал лейтенант, опускаясь на спину и закрывая глаза. – Я никогда не совершал сильных поступков… И всегда завидовал тем, кто мог их себе позволить… Надо же когда-нибудь дотянуться до них…
– Что ж ты наделал, лейтенант, – произнес я, опускаясь перед Дэвидом на колено.
Американец взял мою руку и пожал. Я долго чувствовал затухающую силу его ладони.
Смола срезал канистры с бензином, поставил их у входа в сарай и стал стаскивать с себя куртку.
– Пора переходить к четвертой части Марлезонского балета, – сказал он.
ГЛАВА 35
Я лежал за дырявым навесом шатра и через дырку следил за человеком в шальвар-камизе и чалме, который осторожно спускался во двор, спрыгивая с крыши на крышу пристроек. Движения его были замедленно-грациозными, как у кошки, медленно приближающейся к добыче. В одной руке он держал короткий автомат, но нес его как некую бесполезную вещицу, которую просто было жалко выкинуть.
Он спрыгнул с крыши сарая во двор, по неосторожности наступив на руку убитого «духа», отпрянул от него в сторону, брезгливо поморщился и несколько раз шаркнул ногой по земле, словно хотел очистить подошву. Встал посреди двора, огляделся, затем стащил с себя чалму, жестко и с наслаждением почесал вспотевшую голову и вдруг расхохотался.
Это был Фролов. Небритый, с вымазанным темной глиной лицом он был мало похож на того молодого человека, который сел с нами в самолет. Неизменными остались только надменность и показное превосходство, которые угадывались в жестах, движениях и взгляде.
Он встал над телом в американской форме, лежащим ничком. Это был «дух» из числа охранников, на которого Смола напялил свой американский камуфляж. Фролов наступил ему на спину, надавил, словно пробовал лед на крепость, затем взял труп за обе ноги и затащил в сарай.
Вышел, окинул усыпанный телами двор, выискивая трупы в камуфляже. Подошел к Дэвиду, лежащему лицом вверх, с открытыми стеклянными глазами, в которых отражалось синее небо. Наклонился над ним, с интересом рассматривая лицо. Увидел жетон на шее, взял его, не отрывая шнурок, поднес к глазам…
– Не оскверняй тело офицера, – произнес я, прикладывая острие ножа к горлу Фролова.
Фролов вздрогнул, медленно выпрямился, сделал было попытку вскинуть автомат и дать очередь, как в его висок ткнулся пистолетный ствол.
– Не дергайся, мразь! – посоветовал Смола. – Брось автомат!
Оружие брякнуло о землю. Фролов медленно поднимал руки вверх.
– Парни, а вы меня ни с кем не спутали? – спросил он, изо всех сил стараясь придать голосу веселый тон. – Я знаю, что шальвар-камиз мне идет, но…
Смола, тоже одетый в шальвар-камиз, не выдержал и апперкотом врезал Фролову по лицу. Тот не удержался на ногах, упал на колени, затряс головой, брызгая кровью, которая полилась из разбитого носа.
– Парни, вы что?! Зачем так жестоко?! Я уже понял, что вы – спецназ, а не зэки…
Я взял Смолу за плечо и отстранил его.
– Ты о чем, Фролов? – спросил я.
– Каюсь, – произнес Фролов, хлюпая носом и прижимая к нему серый рукав рубахи. – Я думал, что вы и в самом деле уголовники…
– Командир, не слушай его! – крикнул Смола, дрожа от желания расправиться с Фроловым.
– Я понимаю, – бормотал Фролов. – Сейчас я выгляжу не очень приглядно… Но дайте мне хотя бы объясниться… Ведь вы же хотите выбраться из этой страны живыми…
– Да ты, подонок, угрожать нам вздумал?! – вскипел от ярости Смола, и мне пришлось несильно толкнуть его, иначе он снова кинулся бы на Фролова.
– Такое у меня было задание, – сказал Фролов. – После захвата склада я должен был вас уничтожить. Мне объяснили, что вы – уголовники-рецидивисты, приговоренные к пожизненному сроку. И вы согласились на Афган в обмен на свободу и героин… Вы разве не обратили внимания, что я обращался к вам почти что по фене?
– И когда же ты понял, что ошибся?
– Когда лез сюда через стену. Я увидел это (он кивнул на трупы, раскиданные по всему двору) и понял, что зэки на такое не способны… Меня, как и вас, жестоко обманули. Я очень сожалею, что заблуждался…
– Кто тебе приказал нас уничтожить? – спросил я.
– Вы вряд ли знаете этого человека…
– Имя!! – рявкнул я.
– Если я назову имя, то смогу надеяться на ваш здравый разум и снисхождение…
– Ты еще торгуешься с нами, скотина ржавая?? – возопил Смола, и в это же мгновение Фролов резким движением подхватил с земли автомат и дал очередь. Ствол был так близко от моего лица, что я ощутил жар пламени и тугие толчки воздуха.
Я отреагировал мгновенно, и в следующую секунду Фролов уже был оглушен сильным ударом приклада винтовки в лицо.
Смола сидел на земле, прижимая руку к боку, и бормотал:
– Как глупо, командир… Не хочу смотреть… Не верю…
Я кинулся к нему, задрал длинный подол серой афганской рубахи. Пуля прошла навылет. Трудно сказать, задела печень или нет. Крови много… Я оторвал от рубахи широкую ленту и перевязал Смолу.
Слишком большой ценой досталась нам эта победа. Этой ценой оплачены наши ошибки и проколы, наши обиды и ссоры. И, смею надеяться, моя жестокость…
Я рывком поднял Фролова на ноги. Он шел, словно пьяный, спотыкаясь и падая. Ноги едва держали его. Взгляд плыл. Губы корежила гримаса, похожая на усмешку.
Я затолкал его в сарай, повалил на мешки с наркотой. Открыл канистру и вылил ее. Потом вышел и запер за собой дверь за замок.
Горящую зажигалку я кинул в маленькое, похожее на бойницу, окошко.
ГЛАВА 36
Когда я выйду на пенсию, я буду писать мемуары. И тогда я во всех красках распишу наш обратный путь.
Я напишу о том, как мы хоронили лейтенанта Дэвида Вильсона, как я рыл могилу недалеко от бастиона, а Остап на клочке бумаги писал по-английски записку с изложением всех недавних событий. На ней же он нарисовал схему с указанием мест захоронения убитого талибами Патрика Джонсона и застреленного в результате трагической ошибки сержанта ВДВ России Сергея Удальцова. Эту записку я положил лейтенанту в нагрудный карман и закопал его. Сверху могильного холма поставил бочку, на которой куском известки написал DAVID WILSON и ниже – дату и время его смерти.
Если в старости у меня не откажет голова и я смогу вспомнить эти дни, я распишу, как мы мчались на угнанном джипе через Среднюю Азию, прорываясь через пограничные посты и блоки; я в деталях опишу, как в казахском поселке глубокой ночью разыскивал врача и как умолял его помочь Смоле, у которого начался сильный жар. Я расскажу вам про оренбургские степи и местных гаишников, пытавшихся остановить меня за превышение скорости. Я расскажу про самарский военный аэродром, где мне пришлось стрелять в воздух, чтобы заставить экипаж «Ан-10» загрузить раненых ребят и лететь с нами в Москву.
Должен вам сказать, это были чудесные приключения, наполненные неуемной жаждой жизни.
А закончилось все в Москве, бурной попойкой в коридоре госпиталя. Об этом я должен рассказать чуть подробнее. Из аэропорта «Чкаловский» я отправил Смолу в госпиталь в сопровождении приехавшей
