сердце, когда я взялся за ручку. Не наткнуться бы на его труп, подумал я, совершенно не понимая, с чего вдруг мне пришла в голову такая мысль.
Я надавил на ручку и открыл дверь.
В первое мгновение мне показалось, что я попал в маленький борцовский зал. Комната, почти лишенная мебели, была застлана матрацами, поверх которых была натянута прозрачная полиэтиленовая пленка. Запах, преследовавший меня по всему дому, здесь был особенно сильным. Я едва сдержался, чтобы не зажать пальцами нос.
– Белоносов? – едва слышно произнес я, с каким-то брезгливым ужасом глядя на раскиданные повсюду резиновые мячи, голые куклы с вывернутыми ногами и пластиковые кубики.
Я ступил на пленку и почувствовал, что она липнет к моей подошве. Удивляюсь, как меня не стошнило.
Я подошел к столу, засыпанному обломками цветных карандашей. Перешагнул через огромный, как мне показалось, памперс, присохший одним краем к ножке стула. И кинул взгляд на шифоньер с ручкой, болтающейся на одном шурупе.
В нем что-то глухо стукнуло. Нервы мои были натянуты до предела. Готовясь увидеть нечто жуткое, я приблизился к шифоньеру и рванул дверку на себя.
Дикий вопль ужаса заполнил комнату. Мое сердце словно ошпарили кипятком. Я подумал, что это я кричу. Из шкафа прямо на меня смотрели два безумных, широко расставленных глаза какого-то отвратительного зловонного существа. Раскрыв рот с рваными заячьими губами, оно пронзительно кричало.
Я отшатнулся. В глазах у меня потемнело.
– Ну что? Добились своего? – услышал я за своей спиной и, обернувшись, увидел Ольгу Андреевну.
Глава 13
Мальчики туда не ходят
Учительница решительно подошла к шифоньеру и, взмахнув рукой на орущее существо, твердо сказала:
– А ну, замолчи! Немедленно замолчи! И вылезай отсюда!
Вопль прекратился. В комнате сразу стало тихо. Кажется, я начал приходить в себя и с брезгливым ужасом смотрел, как из шифоньера неуклюже выбирается рослая девочка с непропорционально крупной, остриженной наголо головой. Она была то ли в простеньком длинном сарафане, то ли в ночной рубашке, покрытой подозрительными пятнами, босоногая, с натертыми до малиновой красноты коленками. Медленно, поглядывая на меня безумными глазами, она на четвереньках поползла по матрацу, остановилась перед учительницей и, глядя на нее снизу вверх, издала протяжный булькающий звук.
– Что это? – произнес я, с большим трудом возвращая себе самообладание.
– Это дочь Белоносова, – ответила Ольга Андреевна, глядя на меня с хорошо заметным мстительным огоньком в глазах. – Ее породила на свет наркоманка и алкоголичка. И вот результат: олигофрения, болезнь Дауна, церебральный паралич… словом, полный букет… Тихо! Не вой! Сейчас покормлю!
В комнате было не только нечем дышать, но и достаточно темно. Я быстро подошел к окну, поднял жалюзи и раскрыл оконные створки.
– А вы что же… ее кормите? – спросил я, жадно вдыхая свежий сырой воздух.
– Да, когда у Белоносова занятия в «Юнге» или соревнования, я кормлю, и мою, и делаю ей уколы.
Девочка уже успокоилась и забыла обо мне. Пуская слюни, она негромко мычала и пыталась укусить резиновый мячик.
– Вы можете спуститься на кухню? – спросил я, чувствуя, что наступает предел моей выдержки.
– Конечно, – кивнула Ольга Андреевна. – Все равно я должна приготовить овсянку.
Я первым вышел из комнаты и, прыгая через ступени, спустился вниз. Теперь мне казалось, что в кухне пахнет так, как в лучших европейских ресторанах.
Мы сели за стол и некоторое время молчали.
– Грустное зрелище, – произнес я. – Давить таких матерей надо асфальтовым катком. А Белоносов куда смотрел?
– Он никуда не смотрел. Он ездил на соревнования… У вас руки в крови. Положите их на стол.
Она открыла шкафчик, достала оттуда коробку с медикаментами и стала выставлять зеленку, вату и пластырь. Потом она старательно, низко склонив голову над моими ладонями, смазала царапины зеленкой.
– О девочке никто в Кажме не знает? – спросил я.
Она дула на царапины, чтобы не так жгло. Волосы падали ей на лоб, закрывали глаза и щекотали мне руку. Мне были приятны ее прикосновения.
– Никто. И никто не должен узнать. – Ольга Андреевна подняла голову и выразительно взглянула на меня. – Я прошу вас понять меня правильно: это не моя тайна. Это личное дело Белоносова, его несчастье, его боль. И я надеюсь, что вы будете достаточно благородным и милосердным и никакой статьи об этой несчастной девочке не напишете…
– Ольга Андреевна, – перебил я ее. – Вы напрасно меня предупреждаете. Разумеется, никакой статьи я писать не стану. Я просто по-человечески пытаюсь понять: зачем Белоносов так тщательно скрывает ее существование? Почему он внушает всем мысль, что у него нет и не было никакой дочери? Вам не показалось это странным?
Учительница пожала плечами и положила коробку с медикаментами в шкаф.
