Гурули защелкнул кейс, поставил его между ног и поднял голову.
– Простите, я не совсем понял вас.
Когда спектакль закончен, а артист продолжает играть – это моветон. Я смотрел в черные глаза Гурули и думал, чем бы его вывести из себя.
– Скажите, а почему вы не приехали на встречу, которую сами назначили мне? – спросил я.
– Очень, очень виноват перед вами, – вздохнул Гурули. – Но именно в тот день я срочно вылетел в Москву. Министерство финансов России, знаете ли, привыкло, что люди вроде меня к ним являются по первому вызову, и повторно встреч не предлагает. Это была грандиозная удача, Кирилл Андреевич! Но, надеюсь, вы получили мою телеграмму?
– Телеграмму? Какую телеграмму? – не понял я.
– Ну вот! – с досадой сказал Гурули и хлопнул ладонью по крышке кейса. – Безответственность какого- то почтового клерка может стать причиной конфликта между добропорядочными партнерами.
– Гурули! – едва сдерживаясь, сказал я. – О какой телеграмме вы говорите? Не надоело вам напрягаться и демонстрировать передо мной ваше умение лгать?
Гурули зачем-то снова полез за очками, словно вспышка моего раздражения ослепила его и он перестал хорошо видеть. Надел их, поправил золотую седловинку на переносице.
– Будьте добры, еще разок. Что-то я не поспеваю за ходом ваших мыслей.
– Хорошо, – уже не вполне внятно ответил я; как это часто случалось со мной, в порыве злости судорога сводила мне челюсти, будто организм готовился к мордобою. – Хорошо. Я буду говорить медленнее. Вместо вас к месту нашей встречи подъехал наемный убийца. Он стрелял по мне из окна автомобиля и разнес мне голову на крохотные кусочки. Никто, кроме вас, Гурули, не знал, где я буду находиться в тот день в восемь часов вечера.
Гурули неточным движением снова поправил очки на носу.
– Кирилл Андреевич, – шепотом произнес он, – вы говорите страшные вещи. Вас хотели убить? В вас стреляли? Но… Простите, я не все понимаю…
– Прекратите же, Гурули! – вскрикнул я и поднялся на ноги. – Хочу вас предупредить, что у меня здорово чешутся руки и даже ваш узколобый «бычок», который сидит в машине, вряд ли сможет помешать мне.
Я с недоумением смотрел на лицо Гурули. Оно стремительно покрывалось розовыми пятнами. Так бывает у невротиков. Не уверен, что эту реакцию организма на раздражение можно сыграть.
– Что вы себе позволяете? – неуверенно сказал Гурули. – Разве я давал вам повод так разговаривать со мной? Да, я уведомил вас телеграммой, что наша встреча отменяется, но я не сделал ничего, что… что причинило бы вам зло.
– Гурули, кого вы похоронили на симферопольском кладбище?
– Что?!
– Сидите, не надо вскакивать, я все равно вам не верю.
– Ну, знаете ли, я уже сомневаюсь, в своем ли вы уме.
– Странное совпадение, – усмехнулся я. – За эту пару дней меня уже второй раз подозревают в умопомешательстве.
– Должно быть, на это имеются причины, – проворчал Гурули, протирая очки цветастым платочком. – Должен заметить, что своим поведением вы здорово навредили самому себе.
– Как же это, интересно, навредил самому себе?
– У меня уже нет желания говорить вам то, что я собирался.
– Значит, вы искали встречи со мной не только ради того, чтобы отдать мне деньги?
– Именно так.
– Это почти невероятно, но вы начинаете вызывать во мне любопытство.
– Боюсь, что ваше любопытство проявилось слишком поздно. – Гурули встал. – Будьте здоровы! Имею честь откланяться.
Я встал перед ним, заслонив собой дверь.
– Заберите деньги.
Он вскинул вверх кустистые брови.
– Я вас опять не понимаю.
– А я устал от вашего притворства, Гурули! Вы же прекрасно знаете, что счет на мое имя фиктивный!
Он покачал головой.
– Я так не думаю. Все документы в порядке, и у меня нет оснований считать их фиктивными… У вас, голубчик, семь пятниц на неделе. Совсем недавно вы звонили мне и говорили совсем другое. Вы требовали немедленно вернуть деньги, угрожали, ругались. Было это?
Он испытующе посмотрел мне в глаза.
– Ну хорошо, – усмехнулся я. – Уболтали. Пусть будет так. Я требовал, угрожал и ругался. И вы вынуждены были принять игру, которую я вам навязал. Почему вы пытались меня убить – легко объяснимо. Но для чего вы принесли мне эти деньги – не пойму. Я не прикоснусь к ним, потому что они украдены, и вы, Гурули, вор.
