пустынное… На этот раз мужчина торопился и попросил меня помочь. Он носил на яхту коробки, а я – мешки.
Под интервью стояла подпись: «Беседу вел Алфей ВСПЛЕСК, наш корр.».
Глава 19
Двадцать капель валокордина
Сжимая в руке скрученную в трубочку газету, словно бейсбольную биту, я влетел в здание редакции с таким видом, как если бы намеревался убить главного редактора. Охранники, игравшие в нарды, тем не менее меня не остановили. Наверное, не успели. Их заторможенные мозги были заняты комбинациями шашек на игровом поле. А когда один из них вернулся в реальность и что-то крикнул мне вслед, я уже открывал дверь приемной.
Секретарем у главного редактора оказался смазливый юноша с длинной гривой волос, перехваченных на затылке резинкой. Он вдохновенно шлепал по клавиатуре, как если бы исполнял хоральную прелюдию Баха на органе. Увидев, что я не соблюдаю нормы делового этикета и без разрешения устремляюсь к двери шефа, юноша через силу, с видом большого одолжения, произнес:
– Эй! Потише! Там совещание!
Но я уже вошел в кабинет и посильнее захлопнул за собой дверь.
Главный редактор, вопреки моему ожиданию, не выглядел так, как подобает выглядеть ведущему агрегату информационной машины. Это был тщедушный мужчинка с непропорционально большой и круглой головой, высоким, идеально отполированным лбом, мелкими оттопыренными ушками и собранным в кучку подвижным злым ротиком. Он напоминал хорошо обсосанный чупа-чупс. Редактор восседал посреди большого стола, а по обе стороны от него в позе вопросительных знаков застыли два сотрудника.
Редактор рассматривал фотографии обнаженных девушек, процесс был очень ответственный, и потому он уделил мне столько внимания, сколько отняла бы у него залетевшая в кабинет муха. Скривившись, как от зубной боли, он постучал тонким синеватым пальчиком по фотоснимку, где была запечатлена дородная девица, млеющая в прибое.
– У нее слишком большие бедра и непомерно большая грудь. А сейчас в моде унисекс. Читатель не должен сразу догадаться, что это девушка. Пусть сначала подумает, что это фотография юноши.
Я мысленно прикинул, насколько хватит моего терпения. Минуты три выдержу. Ну, может быть, пять. Я сел на стул и развернул перед собой газету. В кабинет заглянул охранник. Увидев, что шеф ничуть не возмущается по поводу моего наглого поведения, он беззвучно удалился.
– А что мы ставим на открытие? – спросил редактор.
– Новые стихи Сиченя, – ответил один из вопросительных знаков, джинсы которого напоминали использованный мешок от пылесоса. – А в подверстку – мой материал: «Какие сны видит ваша собачка?»
– «Сны» снимаем, – отрицательно покачал головой редактор, и вопросительный знак от досады почесал ягодицу. – Пришло слишком много объявлений о массаже и саунах… Так… А что у нас идет на третью полосу?
– Репортаж из детского вытрезвителя.
– Я не читал. Прилично написано?
– Замечательно! И хороший иллюстрационный материал. Вытрезвитель новенький, с иголочки, с игровой комнатой и зооуголком. Рассчитан на детей от четырех до четырнадцати лет. Пропускная способность – сто человек, но он уже не справляется с потоком.
– Надо приписать под материалом обращение редакции к бизнесменам, – приказал шеф. – Дескать, мы призываем вкладывать деньги в массовое строительство на Побережье детских вытрезвителей. Это будет в духе предвыборной программы Сиченя. Он очень заботится о подрастающем поколении… Что идет в «подвал»?
– Репортаж о подготовке к детскому празднику на центральном причале.
– Хорошо. Оставьте колонку под криминальную хронику и можете сдавать на верстку.
Вопросительные знаки кивнули, сгребли в кучу макет, фотографии, листы с текстами и, шурша, словно осенний листопад, вышли из кабинета. Редактор тем не менее старательно не замечал меня. Он принялся читать какую-то бумагу, попутно черкая по ней ручкой. Это продолжалось до тех пор, пока я не сдвинул бумагу на край стола и не положил на ее место газетный обрывок.
Редактор свернул губы в виде куриной гузки и шумно засопел.
