гидессой и, сжимая рукоятку пистолета двумя руками, начал размахивать оружием, целясь то в одного, то в другого, то в третьего пассажира.
Я не пытался что-либо предпринять. Размышлять о сложившейся ситуации и тем более пытаться найти из нее выход было так же нелепо, как дать человеку незнакомый ему роман, открыть на первой попавшейся странице, позволить прочитать одно предложение и сразу же засыпать его вопросами: а что он думает о главном герое? а какой персонаж его более всего раздражает? а чем вся эта хренотень закончится?
Я спокойно, насколько это было возможно в данной ситуации, сидел на самом последнем месте и теперь уже внимательно рассматривал нежданных гостей. Собственно, рассмотреть можно было только матерчатые хирургические бахилы, натянутые на ноги, красные халаты с ватными воротниками из дешевой ткани, белые строительные перчатки, кудрявые синтетические бороды, наклеенные на румяные маски, да красные платки, повязанные как банданы.
– По местам! Всем сидеть! По местам! – не замолкая ни на мгновение, продолжал пищать смешным голоском более крепкий Дед Мороз, и я только сейчас понял, что это закольцованная магнитофонная запись, запущенная в ускоренном режиме. Таким способом иногда озвучивают мультфильмы. Он медленно шел по проходу, показывая каждому пассажиру черное пистолетное дуло, одновременно с этим свободной рукой выгребал из карманов и сумочек кошельки, бумажники и мобильные телефоны. Трофеи он опускал в мешок для подарков. Немцы окаменели от страха, не делая никакой попытки сопротивляться или хотя бы возмутиться. Пожилая дама, голова которой здорово напоминала голову страуса, украшенную бриллиантами, стала проявлять инициативу. Едва Дед Мороз приблизился к ней, она раскрыла свою сумочку и стала торопливо выгребать не только купюры, но и украшения, при этом она часто кивала и повторяла: «Йа, йа… Гевисс… Битте…» Считая своим долгом отдать грабителю все ценное, что было сейчас при ней, фрау потянулась к своей отвислой мочке, на которой висел веселенький брюлик в золотой оправе, но Дед Мороз проявил неожиданное благородство и под несмолкаемые вопли: «По местам! Всем сидеть!» – отрицательно покрутил головой и галантно пожал даме хрупкую руку. Зашвырнув в мешок ее мобильный телефон в розовом футлярчике, он двинулся дальше.
Я мысленно прощался с тем, что подлежало конфискации. Бумажник лежал в левом нагрудном кармане. Не заметить его было невозможно, он выпирал так, будто в кармане я носил яблоко. Значит, я останусь без денег. Да бог с ними, Никулин выручит меня и переведет любую сумму на отделение Сбербанка Адиша. Но вот мобильник отдавать никак нельзя. Убийца может связаться со мной только по этому номеру, в противном случае мы с ним потеряем связь, и я не смогу помочь Ирине. Телефон в чехле, на поясном ремне. Попытаться незаметно вытащить из него кодовую карту?
Но едва я шевельнул рукой, пытаясь дотянуться до ремня, как Дед Мороз, который стоял на сиденье и контролировал салон, моментально взял меня на прицел. Мне пришлось замереть. Ничего не получается… Мобильника я лишусь. Придется купить новый и оставить на одесском автоответчике сообщение о том, что у меня изменился номер телефона.
Это усложняло и без того непростую ситуацию. Два грабителя никак не вписывались в мои планы. Как они оказались здесь? Случайно или по их воле сошли лавины, перекрывшие автобусу все пути? И черт подери, для чего этот нелепый маскарад? Я пытался отыскать в своей душе хоть крупицу страха, который иной раз просто необходим для спасения жизни, но два переодетых грабителя с детскими голосами вызывали у меня едва ли не смех. Как только Дед Мороз поравнялся со мной, давая понять, что пришла моя очередь быть ограбленным, я возьми да и ляпни:
– Привет!
Да еще руку вскинул, показывая раскрытую ладонь. Мол, признаю наличие чувства юмора! Но Деду Морозу моя фамильярность пришлась не по душе, и он немедленно приставил ствол пистолета к моему лбу.
Видать, я зря расслабился, этот Дед Мороз на юмор скуп. Рука в белой перчатке влезла в мой карман, словно удав в птичье гнездо. Унизительная процедура, когда у тебя изымают деньги без твоего на то согласия! Я пытался рассмотреть глаза человека, глубоко спрятанные в прорезях маски. Если бы не кустистые пеньковые брови, наполовину закрывающие прорези, я бы смог определить, какого цвета у него глаза. Грабитель выудил мой тощий бумажник, раскрыл его, глянул на наличность и неожиданно побрезговал ею. Кинув бумажник мне на колени, он обыскал мой второй карман, в котором, к счастью, ничего не было, потом провел рукой по моей груди, животу, заставил нагнуться и похлопал меня по пояснице. По-моему, таким способом ищут не деньги, а пистолет. Снова прижав меня к спинке кресла, Дед Мороз еще раз посмотрел на меня, как скульптор смотрит на только что завершенный шедевр, поправил на плече мешок и пошел на выход.
Он не заметил мобильника! Это было просто невероятно, потому как черный чехол выделялся на фоне моей светлой рубашки, как бельмо на глазу. Кого, как не бога, благодарить за такое везение! Широкая спина Деда Мороза закрывала проход и стоящего на сиденье сообщника, и я немедленно вытащил телефон из чехла и сунул его в карман – на тот случай, если грабитель вдруг вернется обратно.
Но он уже дошел до начала салона, повернулся к пассажирам лицом (то есть маской), приложил руку к сердцу и низко, в пояс поклонился. Он кривлялся, изображая артиста, который завершил трудную, потребовавшую полной самоотдачи концертную программу. На помертвевших лицах немцев застыли страх и отвращение. Дед Мороз выхватил откуда-то из-под полы балахона маленький, с пачку масла, магнитофон, который продолжал взахлеб стращать нас голоском пьяного и злого телепузика, бережно поставил его на пол и вышел из автобуса. Его сообщник, продолжая целиться во все стороны пистолетом, попятился за ним следом и вскоре тоже покинул автобус.
Никто в салоне не пошевелился. Ограбленные пассажиры все еще пребывали в глубоком оцепенении. Взгляды несчастных немцев были прикованы к магнитофону, стоящему посреди прохода. Черная коробочка с клавишами представлялась третьим, самым мерзким сообщником грабителей, каким-то гадким карликом и уродом, который все никак не уходил и продолжал наслаждаться своей властью над людьми:
– По местам! Всем сидеть! По местам! Всем сидеть!
Видимо, кроме меня, никто не в силах был справиться с ним. Я решительно вскочил, отчего несчастные немцы вздрогнули, подошел к магнитофону и выключил его. В салоне воцарилась гробовая тишина. Теперь надо срочно связаться со службой спасения! Я вытащил из кармана мобильник, набрал номер, но тотчас прервал вызов… Что ж я делаю, осел в слаксах?! Я же собственными руками убиваю Ирину и сажаю себя за решетку! Какая может быть служба спасения? Вместе со спасателями сюда примчится целая бригада милиционеров. Вот они рады будут увидеть меня здесь!.. Мне надо уйти отсюда как можно скорее. С немцами ничего не случится. Рано или поздно пропавший автобус станут искать.
Мобильник – снова в карман. Ах, эти внимательные, выцветшие глаза! Они смотрят на мою руку, заталкивающую мобильник в карман. В салоне повисло немое недоумение. Немцы не понимают, почему я так поступаю. Немцы ничего не понимают. Они в трансе, их окружает враждебный мир. Они не верят никому, кроме как самим себе, и потому не кидаются ко мне с просьбами о помощи.
– Что же вы? – наконец опомнилась гидесса. – Звоните в милицию! Какой ужас! Нас ограбили! Я этого не
