– А ты?
– А мне по фигу!
– Удивил,– Матвеев хмыкнул.– Эта идеология точно с тебя списана.
– Ну! – самодовольно согласился Кузякин.– Только на хрена мне этот ок-куль-тизм? Я и так живу и радуюсь, понял? А силы эти… Че-то я не заметил, чтобы они Славке помогли, когда он по башке от тебя получал.
– Тут ты прав,– согласился Юра, однако задумался.
В силы, о которых пренебрежительно отозвался Федор, Матвеев верил. Во-первых, потому, что книжки читал, во-вторых, потому, что знал: мастерство тех, у кого он учится, не только в быстроте реакции и крепости мышц. Мастера, они и в восемьдесят лет бились так, что дюжину молодых и крепких учеников клали вповалку. Юра перечитал массу воспоминаний и уже давно въехал: есть сила – и Сила. Чи. Или ци, если по-китайски.
Если бы он об этом только в книжках читал, может, и не поверил бы. Мало ли что напишут! Но Юра знал, как работает сэнсэй. Вроде бы и не отбивается даже, а не достанешь. И собственными глазами видел, как к ним в школу заявился какой-то крутой каратэк из молодых, здоровый, как медведь. Зимородинский даже биться с ним не стал, просто обнял, по спине похлопал… И двухметровый лоб с кулаками, как квасные кружки, постоял секунду, потом глазки закатил – и на паркет повалился. А через минуту встал, тихий-тихий. Извинился и удалился, пошатываясь. И это сэнсэй, человек мирный.
А что о Ласковине говорили? Да не только говорили! Кузяка вон кассету притаскивал, где Андрей Александрович с каким-то мордоворотом бился. И мордоворот этот Ласковина уже почти пополам порвал, и вдруг Андрей скинул с себя восьмипудового бычару, врезал ему сцепкой по башке, а потом подхватил и бросил так, что тот затылком доску в полу сломал. Вот это и есть внутренняя сила. Когда центнер с лишним накачанного мяса взлетает над татами, как тючок с соломой.
Но когда Матвеев прозрачно намекал сэнсэю, что готов причаститься мистических тайн, тот или сгружал ему очередной комплекс упражнений, или отделывался мудреной дзенской притчей. А когда Юра заикнулся при Андрее Александровиче насчет невидимых сил, тот молча продемонстрировал мозолистый кулак. Не в качестве угрозы, а как напоминание: всяк сверчок знай свой шесток. Обидно, однако.
– А что Славка еще говорил? – спросил Юра.
– Да ничего,– Федя допил пиво, сунул бутылку побирушке.– Я ж не спрашивал. Сказал, не интересуюсь – и все.
«А вот я интересуюсь,– подумал Юра.– Очень интересуюсь».
Глава пятая
Материал по злополучной «Ниве» с соответствующим устным комментарием дежурного мудрый начальник, исповедуя и воплощая в жизнь принцип наказуемой инициативы, расписал для исполнения Шилову. От себя же добавил назидательно: не затягивай. Делать там, мол, нечего, материал явно отказной. Выходные прошли, скорее всего, владелец сам объявится. А не объявится, так ты, Шилов, сгоняй в город да установи владельца мобильника. Короче, машину вернуть владельцу, родственникам или еще кому, но чтоб у отдела долго не стояла. А то, мать вашу, взяли моду: не милиция, а автостоянка! Все подъезды заставлены.
В понедельник Шилов в город не поехал – надеялся все-таки дозвониться по домашним телефонам. И напрасно.
Во вторник полез в сейф, извлек мобильник, выматерил его владельца, еще раз набрал телефоны Куролестова и Суржина. С нулевым результатом. Пришлось тащиться в город.
Мобильник обслуживала «Дельта», посему Шилов поехал на Большую Морскую. На Морской любезная девочка глянула на ксиву Шилова, взяла запрос и скрылась в недрах офиса. Через несколько минут Шилов держал в руках распечатку, в которой содержалась не только информация о владельце (им оказался все тот же Суржин Степан Всеволодович), но и перечень исходящих и входящих номеров. К немалому удивлению опера, телефон, по которому был сделан последний звонок, имелся в записной книжке опера. И принадлежал он старшему следователю по особо важным делам Логутенкову.
– Шилов,– назвал себя опер.
Игорю Геннадиевичу потребовалось секундное усилие, чтобы вспомнить Шилова.
– Привет,– сказал Логутенков.– Чем могу?
– Знаешь такого Суржина Степана Всеволодовича?
– Знаю,– осторожно ответил следователь.– Что-то случилось?
– Возможно. Ты как, хорошо с ним знаком?
– Степа – мой друг,– прямо ответил Логутенков.
Шилов не стал бродить вокруг да около.
– Он тебе звонил в четверг вечером?
– Да,– подтвердил следователь.– И должен был заехать. Но не заехал. Я ему звонил на сотовый – впустую.
– Его сотовый в моем сейфе,– сказал Шилов.– С утра пятницы. Я его не включал. Мы нашли его машину, незапертую.
– Которую? – спросил Логутенков.– У него их две.
– «Ниву.»
– Он ее недавно купил. По доверенности.
– Доверенность тоже у меня.
– И что еще?
– Например?
– Например, пистолет.
– А у него есть пистолет?
– Есть. «ПМ».
– Занятно. Слушай, Игорь Генадьич, а он не из наших, твой друг?
– Уже нет. Но был из ваших.
– А теперь где работает?
– В Смольном.
– Блин!
– Ладно, не переживай,– сказал Логутенков.– Со Смольным я разберусь. Если на работе не появлялся, значит, пусть в розыск подают.
– А-а-а,– протянул с явным облегчением Шилов. Потеряшкой будет заниматься ОРО, отдел розыска, по месту жительства пропавшего.– Понятненько… Народ мы тут опросили. По нулям. С машиной что делать?
– Пускай пока постоит. Родственников я извещу. Давай, до связи.
– Пока.
На работе Суржин не появлялся. Зато вернулся из столицы его непосредственный начальник. Господин Кренов, депутат Госдумы и председатель Комиссии. Народный избранник милостиво согласился уделить Логутенкову пять минут своего драгоценного депутатского времени. Господина Кренова пропажа заместителя не встревожила: Суржин и раньше имел обыкновение исчезать на несколько дней. Правда, всегда об этом заранее предупреждал. Логутенков попытался объяснить депутату, что основания для беспокойства все-таки есть. Тот спорить не стал, сказал:
– Вам виднее. Чем могу помочь?
– Заявление на розыск необходимо подать.
– Сделаем,– ответил депутат.– Пришлите факсом образец.
– Я сам напишу,– сказал следователь.– Вы только подпишите и отправьте. Только официально, с исходящим номером, как положено.
– Сделаем. Может, нажать, чтоб шевелились? Через начальство?
– Не надо,– отказался Логутенков.– Это моя территория, сам разберусь.
Заявление из Смольного и без нажима в работу возьмут.
Капитан Онищенко Павел Ефимович был толст, опытен и осторожен. В ОРО работал недавно. Перевелся из Невского «убойного». По семейным обстоятельствам. Хотя «семейными» их можно было назвать только в
