Князь Святослав задержался в Вышгороде. Здесь стояли дома доверенных бояр Ольги, тех, кто управлял ее личными землями, собирал оброки. Святославу следовало сразу показать, кто теперь хозяин. Смерть Шишки – наглядный урок для непонятливых.
В общем, Святослав всё делал правильно. Крепил власть. Переключал на себя ранее стекавшиеся к княгине финансовые потоки. Но свое намерение снести все церкви, заложенные и построенные матерью, а камни от них использовать как материал для сооружения языческих капищ, Святослав до конца не довел. Он был язычником, и для него Христос был лишь одним их множества богов. А богов у подвластных Киеву «языков» было действительно множество. У каждого покоренного племени – свои. Свои боги и свои князья, которых эти боги поддерживают. За Святославом стоял Перун. Перун был сильнее прочих, поэтому и великий князь киевский тоже был выше прочих князей. Но Перун не мог стать всеобщим богом. И потому Святослав не мог стать тем, кем был для своих подданных кесарь Византии, – правителем, чья власть священна для всех. Будь Святослав политиком, как его мать, он наверняка принял бы христианство. Но Святослав был воином, завоевателем, и христианские заповеди писались не для него. Хитроумный, как и положено полководцу, Святослав не был двуличным. Христианство он не принял, но искоренять христиан не стал. Да и не смог бы. Слишком много христиан было среди его людей. Дружинники, лучшие люди, собственные сыновья Ярополк и Олег. Попытка полностью изгнать христиан из киевских земель обернулась бы кровавой междоусобицей, гражданской войной. Такую войну позже развяжет сын Святослава Владимир. Соберет антихристианскую коалицию, укрепит ее наемниками-скандинавами и наедет на христианский Киев.
Святослав проливать кровь не хотел, потому пощадил часть возведенных матерью церквей. Но ромеев в Киеве потеснил изрядно.
Такая политика великого князя стала еще одним поводом для охлаждения отношений между Киевом и Константинополем.
Святослава это не беспокоило. Он не собирался заискивать перед Византией. Все поборы, которые ромеи слупят с киевских купцов, великий князь киевский намеревался вернуть сторицей. Данью или добычей, как получится.
А когда стало ясно, что отныне в подвластных Киеву землях никаких послаблений христианам более не будет, большая часть Ольгиных бояр, старост, тиунов, мытарей без всяких угрызений совести вернулась к старой вере. «Мягкая» программа «христианизации» Руси, проводимая терпеливой и мудрой Ольгой, была после ее смерти насильственно прекращена ее язычником-сыном. Вернее, не прекращена – приостановлена. Позже сын Святослава Ярополк попытается продолжить дело своей бабушки, и его единокровный брат Владимир воспользуется этим, чтобы поднять против него сторонников старой веры. И затем, подло убив своего брата, воссядет на киевском столе и осуществит то, что не стал делать отец: использует камни разрушенных христианских храмов для возведения языческих капищ. Однако вскоре Владимир сочтет христианство более выгодным, чем язычество. Как следует поторговавшись с константинопольским двором, он выторгует себе в обмен на крещение и военную помощь и льготы, и невесту императорской крови, а затем уж крестится и крестит подвластную ему Русь. И не «мягко», как это делала Ольга, а злой силой. Что, впрочем, естественно для этого князя, прославившегося среди своих современников не великими ратными подвигами, как его отец, а жестокими расправами с подвластными ему племенными князьями и вождями, а также «врожденной склонностью к блуду». Сейчас нельзя сказать с уверенностью, что было более сильным побудительным мотивом в стремлении Владимира получить в жены кесаревну Анну: политические выгоды, желание утереть нос сыну императора Священной Римской империи, которому в этом браке было отказано, или похотливое желание уложить в постель сестру ромейских императоров.
Надо признать, ромейские кесари Василий и Константин были еще более склонны к блуду политическому, чем князь Владимир – к блуду плотскому. Остро нуждаясь в военной помощи Киева, кесари пообещали Владимиру сестру, если тот крестится. Владимир крестился, заслал ромеям русских воинов для военной поддержки… И хитрые ромеи попытались всучить князю поддельную «кесаревну». Однако недооценили разведслужбу Владимира. Обман был раскрыт, фальшивая принцесса затерялась среди восьмисот наложниц князя, а сам Владимир наехал на ромейский город Херсонес-Корсунь, захватил его и ограбил… И обменял на настоящую Анну. А уж затем вернулся домой и совершил «равноапостольское» деяние – крестил Русь.
Воистину неисповедимы Пути Господни.
Однако ж в Новгороде, когда-то поддержавшем язычника Владимира против христианина Ярополка, потом еще долго, из поколения в поколение, передавался рассказ о том, как крестил их «огнем и железом» Владимиров воевода Добрыня.
Тем не менее результат был налицо.
Русь крещена, а старые идолы порублены.
Одного только Перуна не рискнул варяг Владимир пустить на щепу. Сурового варяжского бога сволокли к Днепру и с относительным почетом сплавили на остров Хортицу.
Всё это случилось через двадцать лет после того, как великий князь Святослав велел рушить построенные матерью церкви. Не сделай он этого, возможно, его дальнейшие отношения с Византией сложились бы по-другому, и другой была бы его собственная судьба.
Но история есть история. Обратного хода нет.
Духарев покинул Вышгород вечером того же дня. Волнения в городе уже улеглись. Ночью, правда, толпа с Подола накатила на ромейское подворье и попыталась вынести ворота, но ромеи были начеку и встретили погромщиков во всеоружии. Те только и смогли, что разгромить лавки вокруг стен. Внутрь не пробились. Зато ромеи, обороняясь, народу побили – с полсотни.
За убитых князь назначил виру: по гривне за покойника. Ромеи протестовали: мол, кто за разбойников виру платит? Но Святослав был непреклонен. Не в разбойниках дело, а в том, что его, княжьи, права ущемлены. На его земле убивать разбойников имеет право только он. Тут до ромеев дошло, что вира пойдет не родичам убитых, а в княжью казну. На этом спор закончился, ромеи денежки выложили безропотно и сразу вдвое подняли цены на свои «фирменные» товары – шелк, бархат… И зря. В этом году их монополия на «эксклюзивные» продукты была изрядно подточена задунайской добычей. Так что у ромеев товар попросту перестали брать, и византийским купцам пришлось снова снизить цены.
Но Духареву в этот день было не до рыночных проблем.
Пропала Данка.
Глава тринадцатая
Киев – город не маленький. Но большинство его коренных жителей внутри своего социального слоя знали друг друга не только в лицо, но и по имени. А уж обитателей Горы знали все. Так что если бы Данка пропала в обычный день, проследить ее путь можно было не только от дома до ворот, но и в пределах поприща от городских стен. Глаза-то у всех есть.
Однако день был далеко не обычный, да и ночью беспорядки продолжались, так что розыск, учиненный в городе духаревскими гриднями и их добровольными помощниками, положительного результата не дал.
Зато выяснилось следующее.
Незадолго до полудня на подворье прибежал парнишка лет двенадцати. Искал Дану. Нашел, пошептался о чем-то, после чего Дана бросилась искать брата Богослава. Но тот как раз уехал в Детинец, к старшему брату. Данка тоже намылилась со двора, но тут ее матери сообщили, что девушка седлает коня, и Слада, не вступая в дискуссии, категорически запретила ей покидать родное подворье.
Сейчас Слада казнилась, что не стала выяснять, куда нацелилась дочка. В обычное время она непременно узнала бы. Впрочем, в обычное время не было бы и запретов.
Данка запрещение проигнорировала – сбежала. Только не верхом, а пешком.
Духарев Сладу не осуждал. Дана – девушка дисциплинированная. Кто мог подумать, что ослушается?
Однако ж ослушалась. Духарев поехал в Детинец. Пока Святослав разбирался в Вышгороде, в княжьем тереме заправлял Артём. Однако в самом Детинце старшего сына Духарева не было. Сказали: он где-то в городе. Но скоро будет.
– А Богослав с ним? – спросил воевода.
