презрительно фыркнув, зашагал в воротам.
– Княжий гридень Богуслав… – медленно, смакуя, произнес Славка. Звучало основательно.
«Сегодня парням расскажу… – подумал он. – Или нет, не расскажу. Выйдет, что хвастаюсь. Пусть сами узнают…»
Маленькую харчевню неподалеку от Иудейских ворот держал старый хузарин из Итиля, перебравшийся в Киев еще при князе Игоре.
Йонаху мужу Славкиной сестры, хузарин приходился кем-то вроде младшего родственника, потому Славку здесь привечали. И брали меньше, чем с других. Здесь, правда, не подавали свинины, зато вино и пиво всегда были отменные, а рыба и дичина – свежие.
Трое друзей сидели за выскобленным до белизны столом, угощались копченым лещом, конской колбасой да соленой черной икоркой, запивали нехитрую закуску густым свежесваренным пивом и говорили о важном. О славе и удаче.
– Самый удачливый из нас – ты, Славка, – заявил Малой. – Вот шли мы втроем, а злодея заметил ты. А кабы я его заметил, тогда бы не ты, а я князя уберег. И мне была бы слава, а не тебе. Вот она, твоя удача!
– Удачлив я, это ты верно говоришь, – с удовольствием согласился Славка. – Только злодея я не по удаче заметил, а потому что ворон на том навесе не было. А нас ведь учили: за птицами следить. Где птицы не так себя ведут, там – неладно. Вот я и заинтересовался.
– За птицами – это в поле, – возразил Малой. – Кто ж в городе ворон считает?
– Воин – он всегда воин, – наставительно, стараясь подражать интонациям отца, произнес Славка. – Хоть в городе, хоть в Диком Поле. Он везде все видеть должен.
– В городе Малой только девок видит, – хохотнул Антиф. – И насчет удачи я с ним не согласен. Потому что у тебя, Славка, удача не своя, а родовая. Как у князя. Вот возьми хоть тот бой на Хортице. Отец твой один из всей ближней дружины и уцелел. А мой – погиб. Князя убили, всех убили, а воевода Серегей – живой.
– Он бы тоже умер, – сказал Славка. – Его мать выходила.
– А мать твоя что, другого рода? Вот я и говорю: родовая у тебя удача.
В тени старого дуба, обняв рукой низкую узловатую ветвь, стоял волох. Разглядеть его мог далеко не всякий, но деревлянин, приближавшийся к дубу, – углядел. Потому что знал: волох должен быть здесь.
По мере приближения к дубу деревлянин постепенно замедлял шаг и сгибался в поясе, а оказавшись рядом с волохом, замер на мгновение, а потом упал ему в ноги.
– Не убил, – негромко произнес волох.
Деревлянин промычал что-то невнятное.
– Встань, – велел жрец.
Деревлянин встал. Но головы не поднимал. Не смел.
– Ты – наш лучший охотник, – произнес волох. – Как ты мог промахнуться?
– Мне помешали, – хрипло проговорил деревлянин. – Человек князя отбил мою стрелу.
– Что за человек? – спросил волох.
– Княжий отрок. Сын воеводы Серегея.
Волох некоторое время молчал. Деревлянин же клонился все ниже. Он чуял, как боги глядят на него – и гневаются.
– Я знаю этот род, – наконец проговорил волох. – И воеводу, и его сыновей. Наши боги сердиты на них.
– Хочешь, я убью их? – предложил охотник. – Я видел, как воевода купался голый в Днепре. Я мог бы его убить так же легко, как тетерева на току.
– Нет, – волох качнул густой, как у дикого коня, гривой. – Ты не сможешь. От этого воеводы пахнет Кромкой. Он уже мертв, поэтому его невозможно убить. Так сказали мне боги.
– Я могу убить его сына, – предложил охотник. – Когда они молются своему белому богу, то не видят ничего вокруг. Скажи – и я убью его!
– Нет, – вновь качнул головой волох. – Четыре лета назад, когда умерла старая Ольга, мои братья хотели взять души сильных врагов. Сын воеводы был среди них. Воевода убил моих братьев пред ликами богов. А потом велел стесать сами лики. И боги ослепли.
– Этого не может быть! – воскликнул охотник.
– Это – есть, – спокойно произнес волох. – Много жизней уйдет, пока лики прорастут вновь. Воевода Серегей сильнее наших богов. Ты не убьешь его. Но не печалься. Мне дали знать, что сюда скоро прибудет один воин… Его повелитель – враг киевского князя. И тоже хочет его смерти. Думаю, у него получится то, что не получилось у тебя. Ступай.
– Ты отпускаешь меня? – удивился охотник. – После того как я не выполнил волю богов? Значит, боги больше не гневаются на меня?
– Боги сердиты, – сказал волох. – Но они знают, что душе твоей еще рано уходить. Ступай.
– Мой господин! – Охотник склонился так низко, что волосы его коснулись поршней волоха. – Позволь мне оставить богам дар…
Развязав сумку, охотник положил к ногам жреца несколько кусочков серебра.
– Это честное серебро, – сказал он. – Я получил его за свои меха.
Волох отодвинул ногой один резан, остальные подтолкнул охотнику.
– Забери, – сказал он. – Богам хватит и малого. А тебе нужно заботиться о родичах.
Кланяясь и благодаря, охотник подобрал серебро и припустил прочь.
Когда он пропал из виду, волох сердито поддал серебряный резан, и тот улетел в ближайший черничник.
– Резан… – проворчал волох. – Гривны золота мало, чтоб откупиться тебе за такой промах! А с тобой, воевода Серегей, мы еще сочтемся за твое зло! Стрела в сердце покажется тебе счастьем! Ты еще позавидуешь своему князю! Слышите меня, всесильные боги?
Шелест листвы был ему ответом.
Глава пятая
Князь и ярл
– Я слыхал – жениться ты хочешь? – Ярл Дагмар со стуком опустил серебряный в каменьях кубок, взятый железом у сирийского купца и повернулся к Владимиру.
Владимир поглядел на этот кубок дивной тонкой работы, совсем не уместный на грубой столешнице, испятнанной жиром, кровью и воском, изрезанной ножами. Кубок, из которого следовало пить выдержанное, такое же тонкое вино, а не мутное свейское пиво. Кубок, созданный для утонченной роскоши владык Юга и Восхода, был чужим здесь, в логове северного ярла, в длинном доме с земляной крышей, уже присыпанной ранним осенним снегом. Он был так же странен здесь, как странны казались синие чистые глаза на красном, огрубевшем от морских ветров и соленых брызг, лице хозяина Сюллингфьёрда Дагмара Ингульфсона.
– Не то чтобы я хотел жениться… – Владимир поставил чашу, из которой пил – тоже серебряную, тяжелую, тоже с каменьями, но простой ковки, – рядом с сирийским кубком. Чаша эта была мерой уважения Дагмара. Будь на месте Владимира какой-нибудь ромей, он решил бы, что хозяин ставит себя много выше новгородского князя. Однако это было не так. Ярлу было плевать на тонкость работы и красоту сосуда. Главное – сколько марок потянет на весах драгоценный металл. Чаша была вдвое тяжелее кубка. Это – главное.
– Дядька Добрыня попросил, – сказал Владимир. – Очень ему хочется задружиться с Полоцком.
– А тебе?
– А по мне – так биться с ними веселее, – Владимир усмехнулся. – Хотя я был не против. Рогнеда – кобылка добрая, хоть нравная.
– Нравная, – согласился Дагмар. – Тебе вот не далась.
– Ну это еще поглядим, – Владимир нахмурился. Угадав по его лицу невысказанное желание, сбоку подскочил раб-трэль, наполнил чашу пивом.
