– А-а! – радостно отозвался Курахов и щелкнул замком. – И наша очаровательная нимфеточка здесь?
Дверь отворилась, из номера решительно вышел Курахов.
– Что вы здесь столпились? – недовольно буркнул он и тотчас принялся командовать: – Запасной ключ несите! У вас должен быть запасной ключ. Не надо ничего ломать. Ломать – не строить. Отойдите от двери подальше, всякое может произойти…
Он приблизился к номеру Марины, осторожно надавил на дверь двумя пальцами и констатировал:
– В самом деле заперта.
Затем сделал повелевающий жест рукой, который относился ко мне, и изрек:
– Пока вскрывать не будем. Может быть, она не в себе. – И, прислонившись щекой к двери, Курахов голосом волка, переодетого в овечью шкуру, пропел: – Мариша, деточка! Что с тобой, почему не открываешь? У тебя все в порядке?
Мне невыносимо хотелось стукнуть профессора фонариком по лысине. Профессор словно почувствовал это, понимающе посмотрел на меня и поторопил:
– Надо вскрывать! Не тяните резину, иначе будет поздно!
Я быстро отомкнул замок и распахнул дверь. Профессор, однако, зайти внутрь не спешил.
– Ну, давайте, давайте, заходите! – принудил он меня первым выяснить, что случилось с его падчерицей.
Я вошел в комнату, за мной – Курахов и Лада.
– Принесите свечу! – попросил я Курахова. Фонарь угасал намного быстрее, чем мне хотелось, и с нескольких шагов уже трудно было рассмотреть детали комнаты.
– Будьте так любезны, – профессор переадресовал просьбу Ладе. – В моем номере, прямо у входа, на журнальном столике, стоит свеча.
– А зачем вам свеча? – Лада слегка посторонила меня и встала посреди комнаты. – Вы разве не видите, что здесь никого нет?
Я понял это несколькими мгновениями раньше, но мне почему-то стало легче от ее слов.
– Совершенно невозможно о чем-либо попросить, – проворчал профессор. – Мы не слепые, милая, и хорошо видим, что здесь никого нет. – Он повернулся ко мне: – Что это значит, господин директор? Где Мариша?
Я предпочел не вступать в словесную перестрелку с профессором и, насколько позволял тусклый свет, рассмотрел комнату. На стуле были аккуратно развешаны сиреневая кофточка и черная юбка, под ним – пара низких, лишенных каблуков туфель. Прикроватная тумбочка была вплотную придвинута к кровати. Рядом со свечой, закрепленной на банке из-под растворимого кофе, лежал открытый томик Нового Завета. Я коснулся рукой теплого, оплавленного верха свечи и придавил фитиль. Горел еще совсем недавно, парафин не успел застыть.
Профессор был напуган и даже не пытался скрыть этого.
– Куда же она, по-вашему, могла деться? – спрашивал он нас с Ладой, но, понимая, что ответа нет, начинал сыпать версиями: – Может быть, она вообще не ночевала здесь? Но вы же видите – постель смята. Убежала на море в одной ночной рубашке, под дождь и ветер? Бред! Ее кто-то увел отсюда насильно?
Последнюю версию он озвучил с трудом. Голос профессора предательски дрогнул. Я нарочно заострил на ней внимание:
– Как вы сказали? Ее кто-то увел отсюда насильно? И что, вам известны мотивы?
– Не надо! – Профессор едва не сорвался на крик. – Не надо делать вид, что вам уже все известно, что вы обо всем догадались… Но если это дело рук Уварова – то он горько пожалеет о содеянном. Крайне горько!
– Идите сюда! – позвала нас из коридора Лада. Она уже вынесла из номера профессора свечу и теперь стояла с ней у торцевого окна, держа двумя пальцами на уровне лица небольшой лоскуток ткани.
– Что это? – в один голос спросили мы с Кураховым.
– Кружева, – ответила Лада. – Можете не сомневаться – от ночной рубашки.
Профессор выхватил лоскут, поднес его к глазам.
– Надо еще разобраться – от ночной или от дневной, – проворчал он. – Вы слишком торопитесь делать выводы, милая… А окно открыто или как?
Я потянул за ручку оконную раму. Она открылась.
– Вы запираете окна на шпингалеты, господин директор? – ядовитым голосом спросил Курахов.
– Да, окна всегда закрыты. Проветривать нет необходимости – работают кондиционеры.
– Почему же сейчас не заперто?
– Видимо, кому-то было нужно, чтобы снаружи его можно было открыть.
– И что вы этим хотите сказать?
– Ничего! – Я пожал плечами. – То, что я хотел сказать, я сказал. Не надо выискивать в моих словах скрытый смысл.
– Неужели вы думаете, – негромко говорила Лада, словно сама с собой, – что через окно, по пожарной лестнице, можно унести человека?
– В самом деле! – неожиданно поддержал скептицизм Лады профессор. – Человек – это не манускрипт,
