несмотря на принесенную присягу.
Он застонал, впиваясь зубами в угол подушки, забыв о слабых нервах тетушки.
– Кэрли, голубчик, что с тобой?!
– Н-ничего, тетя. Это... не от раны. От... несделанного дела.
– Какое еще дело, простите меня, силы великие?! Итак тебя еле живого дотащили! Лежи, лежи, не скачи, горе ты мое… Ну не к Архимагу же мне идти, угомона на тебя искать! – расстроилась тетушка.
– К Архимагу Игнациусу – не надо, – Фесс откинулся на спинку дивана. – К чему... мне и так с места не двинуться.
– И очень хорошо! – сердито заявила тетушка. – Наконец-то отлежишься. В себя придешь. Может, за ум наконец возьмешься. А может, даже и женишься наконец. Сколько можно, Кэрли? Клара недавно такую девочку в свет вывела…
– Тетя, тетя, как же ты станешь делить меня с какой-то там смазливой вертихвосткой? – Фесс сделал не слишком удачную попытку рассмеяться. При малейшем напряжении все внутри отозвалось огненной болью. – Ты ж с ума сойдешь от ревности!
– Небось не сойду, – невозмутимо парировала тетя. – Уж я-то знаю, как невест племянникам выбирать. Небось гордячку да белоручку не возьмем.
– А если я в нее без памяти влюблюсь? В гордячку и белоручку?
– Вместе с Кларой перевоспитаем! – тетя решительно пристукнула кулачком. Отчего-то она считала себя большой докой в матримониальных делах и потому всегда с такой охотой говорила на эти темы. Здесь, как говорится, она чувствовала под собой прочный фундамент.
– Кого перевоспитаем-то? – не выдержал Фесс. – Меня или ее?
– Обоих! – решительно отрезала тетушка.
Улицы Мельина вскипели.
Из казарм лилась железная волна имперских латников – три полных когорты, двадцать четыре сотни мечей. Бежали легаты; седоусые центурионы, давно сросшиеся с панцирями, словно раки, строили манипулы. Неважно, кто враг, быть уличному бою, и ветераны сами знали, что им делать.
Орденские миссии остались позади, разоренные и горящие. Добротные дома возведены были из тесаного камня, даже перекрытия – длинные каменные балки, укрепленные особыми заклятьями. Огню не за что было уцепиться, стенные обивки, гобелены, мебель горели весело и ярко, но, не найдя дорогу дальше, пламя быстро опадало, начиная чадить. Несколько поотставших латников сунулись было внутрь, лишь для того, чтобы с разочарованными физиономиями выйти обратно.
Ни золота, ни серебра, ни каменьев! Где ж они, знаменитые богатства Радуги, до которых, как понадеялись горячие головы, теперь удастся добраться?..
Три охранных когорты шли на удивление бодро. Что, разом исчез вековой страх перед волшебниками? Или команда центуриона обладала не меньшей магической силой, чем испепеляющее огненное заклятье кого-то из Верховных магов?..
Посреди строя, рядом с привычно колышущимися недлинными плюмажами шлемов, Император постепенно начал приходить в себя. Самое страшное позади. Он перешел границу. Теперь осталось только сражаться, и да улыбнется ему удача!.. А если из Черного Города поможет Хеон…
Мало-помалу к Императору пробивались легаты, старшие центурионы – те, кому предстояло командовать в этом ночном бою.
– Аврамий! Возьмешь целиком всю первую когорту Веди ее в Черный Город, там сейчас тоже должно начаться. Присоединишься... будешь искать Патриарха Хеона.
– Серая Лига, мой Император? – легат смотрел прямо. Он не боялся. И не кичился. Он просто спрашивал. Лига так Лига. Пусть будет Лига. Бойцы далеко не из худших.
– Серая Лига, – кивнул Император. – Я не знаю, где и как именно они начнут... но должны уже вот-вот. Дело трудное, поэтому посылаю тебя и первую когорту. Когда ввяжетесь в драку, отправишь посыльного порасторопнее.
– Повиновение Империи, – легат по-уставному прижал правый кулак к латам на левой стороне груди. – Приказ повелителя будет исполнен, – Не хвались, Аврамий, магики – это тебе не синезадые за морем и даже не Дану, – проворчал Фибул, легат второй когорты, самый старый из всех. – Лучников…
– Знаю, знаю, дядька Фибул, – усмехнулся молодой легат. Аврамий происходил из родовой аристократии, но, как младший сын, не имел никакого права на майорат, кроме лишь ничего не значащего титула баронета, который он и сам никогда почти и не употреблял. – Не учи ученого.
– Тебя учить не будешь, живо маги задницу поджарят, – Фибул усмехнулся в усы.
– Хватит, – негромко сказал Император. Аврамий вздрогнул, Фибул смущенно кашлянул. Оба вытянулись по стойке смирно. – Фибул и Навкратий, нам надо взять башни. Они уже подготовились, драка будет нешуточной. Атакуем так…
Мимо тяжелым шагом шли центурии когорты Аврамия.
Патриарха Хеона окружало плотное кольцо людей. Кольцо лихорадочно пульсировало, сжимаясь и разжимаясь, из него то и дело выскакивали посыльные, мчащиеся куда-то сломя голову. Не желая рисковать, Патриарх вместе с ближними соратниками ушел в мельинские катакомбы. Мало кто знал, что Серые давно уже имели там свои ходы, немалым трудом и немалой кровью очищенные от Нечисти. Конечно, если Радуга примется за дело всерьез, не спасут ни камни, ни скалы, ни земля; но Патриарх был не из тех, что с мечом наперевес бросается очертя голову на стену выставившей копья панцирной пехоты.
Умелые руки ловко набросили на Черный Город незримую, прочную, стремительно набухающую кровью сеть. Каждый узелок в ней был кучкой вооруженных людей, стремительно обраставших сейчас все новыми и новыми сторонниками. Вести обнадеживали – черный люд в трактирах, на постоялых дворах, в самых бедных кварталах зашевелился. Охотно, споро и зло. Слишком долго и слишком жарко рассказывались по углам сказки о богатствах Радуги. Слишком уж давно маги Семицветья только тем и занимались, что собирали свою пятину. Долгое бездействие притупляло страх, делало страшное пугало привычной игрушкой, в которую можно безбоязненно запустить камнем.
Разумеется, поднялся далеко не весь Черный Город. На это Патриарх Хеон и не рассчитывал. За щедро раздаваемое агентами Лиги оружие жадно схватился в первую очередь лихой разбойный люд, какого всегда хватало в веселом городе Мельине, несмотря на все старания Семицветья и стражевых волшебников.
На каменном столе перед Хеоном и его приближенными помещался громадный чертеж города, выполненный с величайшим искусством. Отмечен был каждый дом, каждый двор, каждая щель в заборах; отмечены были и все ведомые Лиге подземные ходы, обиталища и гнезда Нечисти (Патриарх не сомневался, что тварей этих тайком подкармливают сами же маги) и прочее, столь же жизненно необходимое любому из воинов Серой Лиги.
– Что остальные Патриархи, Фихте?
– Патриарх Элиас ничего не ответил. Его личная охрана не пропустила твоего гонца, а приказа на форсированные методы посланец не имел. Патриарх Гермова замечен покидающим город вместе с семьей, ближними советниками, охраной и своей долей казны. Своим людям он отдал приказ покидать Мельин самостоятельно. Патриарх Фома сейчас направляется прямиком к башне Голубого Лива. Его люди получили приказ драться на стороне магов. Патриарх Дренмар ответил, что он – не самоубийца и выводит верных ему людей из Мельина через подземелья.
– Все, как я и ожидал, – хрипло хохотнул Патриарх Хеон. – Фома – трус и предатель, сразу же кинулся с доносом. Дренмар просто не верит в успех и тщится занять мое место, после того как мятеж будет подавлен, а остатки Лиги не примут ни обкакавшегося с перепугу Фому, ни тем более Гермову. Элиас мне пока неясен. Осторожничает. Да, ничего иного я и не ожидал. Приятно оказаться правым в собственных прогнозах. Травка готова, Фихте?
– Так точно, ваше патриаршество. Все сорок мешков, в аккурате.
– Где Ланцетник?
– Прибыли-с уже. Ожидают.
– Зови Ланцетника. И этого гнома-алхимика тоже зови.
Ланцетник явился в своей неизменной кирасе; только слева у него сегодня был еще привешен меч; седая бородка воинственно задрана.
