Кныш скривился.
– Неважно.
– Чего ж так?
– Приблизительно за десять минут до убийства администраторша видела человека, который поднимался по лестнице на третий этаж. Мы пробовали вместе с ней составить его фоторобот. «Какие у него были волосы?» – спрашиваем. «Черные, – отвечает, а через минуту: – Ой, не черные, а светлые!» – «А глаза какие?» – «Глаза карие. – А потом: – Нет, не карие, а голубые, я спутала!..» По-моему, она просто боится. На внешней дверной ручке нашли отпечатки пальцев, которые не принадлежат убитому. Но это еще ни о чем не говорит… Боюсь, что придется тебе проходить по этому делу как свидетелю.
– Постой! Так я же прохожу по другому как обвиняемый!
– Насчет другого, я думаю, ты отмажешься. Вон какую деятельность развернул!
Мы въехали на подъем. Я едва ли не прижался лицом к лобовому стеклу, наблюдая за дорогой, снял с пояса рацию, включил ее на прием. Кныш молча покосился на нее. Как только мы миновали первый поворот, на другом конце гигантской подковы, которую образовывала дорога, мелькнул «Москвич» и сразу же скрылся за уступом скалы.
– Не гони лошадей, – попросил я Кныша. – На цыпочках, тихонечко.
Кныш делал все возможное, чтобы машина шла на цыпочках. В рации что-то зашуршало, и я услышал голос Гриши:
– Кирилл! Ответь. «Скала» вызывает.
– Слушаю, Гриша.
– Вижу, как в сторону Нового Света едет желтый «Москвич«, а за ним метрах в пятистах – милицейский «уазик».
– Надо же, какое совпадение, и мы тоже это видим. Продолжай, Григорий! Я на приеме.
– Неплохо, – сказал Кныш. – Откуда он нас видит?
– С орбитального комплекса, естественно, – ответил я. – Связь-то у меня космическая!
– Да ладно тебе свистеть!.. Вон твой «Москвич»-то тормознул!
– Стоп! Задний ход! Он пока не должен нас видеть.
Кныш остановился, отъехал метров на десять назад и вырулил на обочину. Я вышел из машины и пересел на заднее сиденье.
– Ну, давай, руководи, великий комбинатор, – сказал Кныш.
– Я лягу, чтобы меня не было видно, – сказал я, – а ты на скорости подлетишь к «Москвичу», дашь по тормозам, выйдешь со своей рацией из машины и подойдешь к водителю – он будет недалеко сидеть. Подойди к нему как к старому знакомому, поздоровайся за руку, сядь с ним рядом, фурик свой на затылок сдвинь, как ты это любишь делать, спроси, не знает ли он, как переделать рацию, чтобы ловить музыку с Марса, – словом, неси какой-нибудь бред. Две-три минуты – больше не надо. Снова пожми ему руку, помаши фуражечкой напоследок – и в машину. Вот и все задание.
– Понял, – кивнул Кныш. – Это называется скомпрометировать человека на глазах у другого. Прием известный.
– Хорошо, что ты догадливый. Трогаемся по моей команде.
Через минуту моя рация снова затрещала, и Гриша доложил:
– Клим вышел из машины и спускается к морю. Язык такой голый там есть, справа от обсерватории, помнишь?
– Помню, помню. Рядом никого больше не видно?
– Пока никого… Стоп!.. Сейчас, резкость поправлю… Ага, идет, красавец.
– Кто идет, Гриша?
– Кого ждем. Поднимается по тропе с бухты. В белых шортах, вьетнамках, голый торс… Клим его не видит, садится на камень, закуривает… Джо остановился, смотрит назад… Снова идет вверх.
– Заводи, – сказал я Кнышу.
– Сейчас он выйдет на язык… Скачет с камня на камень… Клим курит, смотрит на море.
– Погнали!
Машина рванула с места и сразу набрала скорость. Я лег на сиденье.
– Вижу вас! – несколько возбужденно сказал Гриша. – Очень хорошо, шоссе уже в поле зрения Джо… Клим еще его не видит. Между ними метров двести…
Я не ожидал, что Кныш домчится до «Москвича» так быстро. Завыли тормоза, я едва не свалился с сиденья.
– Я пошел! – буркнул Кныш и вышел наружу.
– Джо остановился! – почти прокричал Гриша. – Присел. Прячется за кустарником… Смотрит на мента. Мент спускается к Климу. Тот пока его не видит, все еще любуется морем…
Комментарий Гриши мне уже был не нужен. Осторожно приподняв голову, я мог видеть все происходящее своими глазами. Единственное, я не видел Джо – он находился немного ниже, на спуске к морю.
