– Акулов! – негромко позвал я, коснувшись лбом решетки. – Акулов, сукин сын! Ты где?
Там, на свободе, по-прежнему лил дождь, и я видел большую черную лужу, которая будто кипела. Неужели Акулов меня бросил? Слишком его поступок хрестоматийный, слишком его предательство явное. В голове не укладывается! Я не мог в это поверить. Может, он поступил мудро и вовремя дал деру, чтобы потом подтащить к этой решетке лебедку и вызволить нас с Ирэн так же, как я вызволил его?
– Кого ты зовешь? Акулова?
– Он обещал мне помочь.
– Кирилл! Оставь решетку. Подойди ко мне… Акулов не придет к тебе на помощь. Разве ты не видел, что это за человек? Он до сих пор уверен, что все это Игра. Он думает только о призовом фонде. Ты помнишь, что он говорил в самолете?
– То же, что и ты.
– У меня был приступ ревности, я говорила не то, что думала… Дай мне руку, не мечись! Отсюда невозможно выйти. Я изучила каждый сантиметр стен, потолка и пола. Бетонная коробка… Давай просто посидим и помолчим.
– Да не хочу я молчать! – крикнул я. Мой разум оживал. Я начинал осознавать весь ужас нашего положения. – Ирина, милая! Где мы? Кто эти люди?
– Не знаю. То ли банда, то ли повстанцы. Они не подчиняются никаким законам.
– А что говорил Морфичев по этому поводу?
– Он тоже так говорил.
Я метался по камере, держась за голову.
– Давно ты здесь?
– Мы попали к ним вчера после обеда… Кирилл, пожалуйста, успокойся! Я сначала тоже не могла найти себе места, кидалась на стены. Не трать зря силы…
– А на кой хрен мне их экономить?! – крикнул я. – Для чего мне их беречь?! – Я врезал ногой по двери. – Чтобы утром подохнуть полным сил и здоровья?.. Что ты на меня так испуганно смотришь, будто я богохульствую? У тебя есть надежда?
– Не знаю… Но, может быть… может быть, это все же розыгрыш? Жестокий, скверный, но розыгрыш? Акулов до сих пор верит, у него даже капельки сомнения не возникло. Вдруг он знает больше, чем мы, и потому так уверен…
– Розыгрыш? – Я кинулся к Ирэн и схватил ее за плечи. – Взорванный самолет – это розыгрыш? А трупы – это просто шутка? А стрельба боевыми патронами – безобидная страшилка, да? Здорово! Гениально! Игра закончилась после того, как упал самолет, а мы до сих пор лелеем надежду, верим, ждем, что рухнут стены темницы, оживут трупы, и толпа болельщиков встретит нас бурными аплодисментами. Мы сами себя обманываем, потому что не хотим признать страшную правду, мы даже готовы умереть с верой в то, что все это – шутка, понарошку, что мы обязательно воскреснем, и для нас наступит другая, счастливая и яркая жизнь… Ты хоть знаешь о том, что самолет разбился?
– Да. Акулов успел мне сказать.
– А он сказал тебе, что выжило только четверо? Всего четыре человечка, да и то трое из них уже на том свете! Сказал? Нет? Очень жаль, что вы с Морфичевым не видели обломков, тогда не посетили бы твою светлую головушку столь глупые мысли. Ах, какая хорошая Игра, правда? Какая захватывающая! Да как ты можешь думать о розыгрыше? Как ты вообще смеешь говорить об этом вслух? Это даже не надежда, не вера в чудо. Это чистейшей воды идиотизм, деградация мозга, неизлечимая тупость…
Она не выдержала и ударила меня по щеке. Звонко! Пустяки. Что такое женская пощечина в сравнении с ударом по лицу кованым сапогом? Нежнее бывает разве что прикосновение ладошки ребенка. Все познается в сравнении. И прав был Крот: Игра способна сделать нас немного счастливее. Я уже почти счастлив.
– Ты… ты… – пробормотала Ирэн и заплакала.
Тут я пришел в себя окончательно. Мозги просветлели. Пелена забвения спала. Я посмотрел по сторонам. Вскинул голову и взглянул наверх. Потом на решетку… Ничего нет. Только стены и несколько часов жизни. И Ирэн… Моя любимая, моя единственная Ирэн. Самое близкое, самое родное мне существо! Я крепко обнял ее и стал покрывать ее лицо поцелуями.
– Прости меня, пожалуйста, прости…
– И ты меня прости…
– Сколько непростительной глупости я совершил, Ирэн! Ты должна меня презирать.
– Нет, нет! За что мне тебя презирать? Ты самый близкий для меня человек! Ты самый лучший, самый смелый, самый сильный! Я счастлива уже от того, что могу видеть тебя, слушать твой голос, быть с тобой рядом. Я восторгаюсь тобой! Закрываю глаза и вижу твое лицо, каждую черточку, каждый изгиб…
– Ирэн, я не такой, каким ты себе представляешь меня. Все это маска, бравада. Я пустой человек! Я не достоин тебя! Я высокомерный и наглый тип, который ничего путного в жизни не добился. Что я создал? Кого сделал счастливым? Я все время думал только о себе. Я не чувствовал чужой боли и никогда не замечал, что делаю больно тебе. Главное, что мне было хорошо. И я, тупица, лишь теперь понял, что мне было хорошо только потому, что ты была рядом. Сколько потрачено впустую времени! Почему я не ценил каждое мгновение, когда мы были вместе?
– Кирилл, дорогой мой, зачем ты себя клеймишь?
– Молчи, Ира, молчи! Все намного страшнее, чем тебе кажется. Я испортил не только всю свою жизнь, но и твою тоже. Теперь, потерявши все, буду плакать. О, если бы я мог начать все заново! Если бы я знал, как быстро моя жизнь зайдет в тупик! Как обидно… Ты понимаешь, я чувствую, что вдруг стал глубоким стариком. Я постарел в одно мгновение! Но любой старик счастливее меня, потому что подходит к финишу медленно, постепенно; у него была возможность подготовиться, раздать долги, исправить ошибки, доделать то, что не сделано. А мне всегда казалось, что впереди еще море, океан жизни, целая вселенная! Я все откладывал на потом. Успею исправиться, успею помириться, успею полюбить… И вдруг – все! Конец! Утром
