— Покалечу!
Парень рванул вперед, надеясь успеть, пока вихрастый на полу не пришел в себя. Заточка нацелилась в шею лежавшего…
Скорпион не понял, как оказался на ногах. Тело двигалось само. Заточка вдруг перекочевала из рук бритого типа в правую ладонь. Не понимая, что делает, воткнул острие в колено недруга. Услышал свой собственный голос:
— Сказал же, сука, не лезь, покалечу.
Хача оттащил соседа по камере, едва ли не кланяясь:
— Не обессудь, паря, не признали. Ошибся кореш мой. Мы ж не знаем, кто ты. Может, суч какой, может, падла ментовская. Малявы[11] о тебе ни какой. Да и какие малявы в распределителе? Но парень ты, судя по всему, серьезный. Погоняло есть?
Скорпион присел на вмурованную в стену скамейку, рассматривая изодранные джинсы и безрукавку, попытался вспомнить хоть что-то. Только пустота. Ничего не вышло, обронил, глядя на татуировку на левом плече:
— Зови Скорпионом. Не прогадаешь.
— Не вопрос, паря, не вопрос. А ты не…
Вспышка. Злость. Скорпион сам не понял, как резко оказался подле Хачи, схватил за шею, злой шепот докатился до уха «честного вора»:
— Что-то ты вопросов много задаешь! За лоха меня держишь?
— Что ты, паря, что ты, — засипел придушенный Хача.
— Я ничего не помню. Твое дело восстановить мою память. Понял?
Хача, синея, попытался кивнуть, но ничего не получилось. Моргнул в знак согласия. Скорпион ослабил хватку, снова сел на край скамейки.
— Папироску не желаешь? — подшестерил «честный вор», глядя на муки кореша, который извлекал заточку из колена и тихо материл весь белый свет.
Скорпион поднял мутные глаза, пытаясь вспомнить, курит он или нет. Обронил:
— Меня в данный момент интересуют другие вещи. Рассказывай. И про феню и про все это кругом. А вот спички можешь отдать, пригодятся. Кстати, где мы?
— В распределителе, — Хача рухнул на скамейку, из носка достал бычок и чиркач с тремя спичками, чиркнул, прикурил одной, две другие протянул неопознанному заключенному.
— А потом куда? — Не поворачивая головы, спросил Скорпион, пряча спички в носок.
— В следственный изолятор. СИЗО. — Выдохнул порцию дыма лысый сокамерник.
— Зачем?
— Как зачем? Суда ждать!
— И долго ждать?
— Некоторые по несколько лет ждут. Так до «взросляка»[12] и дотягивают. На «малолетке»[13] круче нравы. Беспредела много. Тебе сколько лет?
Скорпион, не глядя и не поворачиваясь, ударил назад наотмашь. Хача выплюнул разбитыми губами бычок, сполз по стенке, причитая:
— Все, понял… понял… больше никаких вопросов… Все будет по понятиям, зуб даю!
— Вот с них и начни, — обронил Сергей и развалился на скамейке, оставив Хачу вприсядку у стенки. — Не с зубов, а с понятий. Откуда весь исход?
Хача смирился со своей участью. Лучше говорить все, что спросит, а то покалечит, как Косого или шею свернет невзначай. Отморозок, не иначе. Тихо начал свой рассказ:
— Старший[14] говорил, что все после при Сталине пошло. В ГУЛАГах накопилось очень много политзаключенных. Лишних. Решили поэкспериментировать. Слишком мягкие порядки были среди самих заключенных, примитивные. НКВД, КГБ или другая какая контора решили поэкспериментировать и запустили в зоны что-то вроде книги особых понятий, где каждое слово имело свое прямое обозначение. Зекам эксперимент понравился. Короче, кто приспособился, тот пошел в паханы, а кто-то упал ниже плинтуса, тот… В общем, кому-то же нужно было толчки мыть. Все как в армии, только в армии не западло, а здесь…
Хача посмотрел на Косого у толчка, вздохнул и продолжил:
— И пошло-поехало. Слово стало играть большую роль. Феню выучил — молодец, хвала тебе и почет. Накосячил — ответь. И потирали руки выдумщики. Зона стала порядками жить, своими. И все бы хорошо, но понятия шагнули и за пределы зоны. Многие в ГУЛАГах перебывали. И прижилось. Комсомольцев стали чмырить, воровать стало в почете. Выросли малолетние хулиганы в преступников, со своими понятиями жизни и потянулись вереницы нового поколения по этапам. Современные отморозки, которые отринули старых авторитетов в законе. И пошел гулять беспредел по стране, — Хача все говорил, говорил. Время текло незаметно.
Скорпион притих, слушая. В пустой голове что-то звякнуло, смешалось с какими-то воспоминаниями или подсознанием. Додумал по-другому.
«Вот и развал СССР без новой идеологии, болезненная история девяностых России и сюжет наших новых дней. Вот так из-за экспериментаторов и совершаются революции в сознании. В процессе чьей-то шутки, игры. Революция совершается в первую очередь в умах. Если бы не вся смута и анархия 1914–1917 годов, то население одной лишь России составляло бы к пятидесятым годам около трехсот миллионов человек. А промышленность и прочее улетели бы и вовсе в… светлое будущее».
Скорпион тряхнул головой.
«Стоп! Вообще какая-то муть. Откуда такие мысли и знания? Что-то до этого знал? Всплыл обрывок памяти? Зачем убийце такая память? Я же убийца? Или разговоры про групповое мочилово — пустой звук? Тогда почему так просто воткнул в колено заточку? Потому что меня хотели убить, или есть еще причины?»
От ответа самому себе спас человек в синей форме, появившийся с другой стороны решетки.
— Эй, вихрастый, на выход. Следователь ждет, — надзиратель перевел взгляд на корчащегося в агонии. — Косой, ты че там воешь? Порезался что ли? Экий ты шутник, никак на больничку захотел? Хрен тебе, а не больничка. Опять косишь!
Сергей хмуро усмехнулся.
— Фамилия, имя, отчество? Где проживаешь? — Следователь, хмурый молодой мужик, пронзил взглядом.
Сергей пожал плечами:
— Ты пургу не гони, я даже не помню, почему я здесь.
«Пургу не гони? У Хачи что ли нахватался? Или всегда так разговаривал?»
— Не помнишь? — Следователь прищурился.
Парня привезли без единого документа, сведений никаких, жертва в больнице. Сложно, ох сложно. Но ничего, еще и не таких кололи. Заодно и пару висяков[15] можно навесить, раз без памяти-то. Свидетели найдутся. А премия за успешное раскрытие дел, когда еще такая подвернется?