Дыхание власти

позволившие террористам захватить школу. Ты подал сигнал о захвате, поднял тревогу, но твоих больше в милиции нет. А армия давно с нами. Все перевели в учебную тревогу… Ты один, Мясник. — Сема наклонился чуть поближе. Прошептал. — И знаешь, что тебя ждет?

— Ты хочешь предложить мне сотрудничать? — пропыхтел Мясник.

— В аду с демонами будешь сотрудничать! — Обронил Сема, спуская курок.

Короткая очередь прошила затылок начальника. Не стал даже переворачивать, оставив лицом в грязи.

Блондин выдохнул и пошел вдоль ряда с охранниками и надзирателями, снова и снова проверяя чувственную сферу, боясь допустить хоть одну ошибку.

Сколько же грязи на их душах, сколько невинной крови? НКВД стоило бы уничтожить только за создание этой системы.

Среди черных, рваных пятен мелькнули светлые тона. Остановился перед невысоким человеком с грустными глазами.

— Ты либо недавно здесь работаешь, либо просто хороший человек. Ты свободен. — Повысил голос. — Остальным копать яму перед главным выходом! Выживет самый активный копальщик. Конкурс большой — сорок человек на место, но шанс есть у каждого. Вы таких шансов детям не давали. — Повернулся к скорпионовцам. — Мужики, раздайте им лопаты.

Сема с двумя помощниками пошел к центральному входу, где трое ребят выносили пачки дел и деловито разводили костры. Еще трое соорудили стол со всем необходимым и готовились выписывать бумаги о досрочном освобождении.

Клети внутри здания были распахнуты. У каждой камеры стояло по скорпионовцу с автоматом наперевес, в ожидании приказаний. Сема подошел к первой решетке.

Скорпионовец быстро отчитался:

— Девять человек. Работники зоны. На усиленном пайке. Есть неплохой механик и электрик.

Сема прошел в камеру, привычно включая чувственное восприятие. Семь пацанов, действительно работяги — сотрудничество или просто на волю. Один мелкий карманник, жизнь заставила доставать пропитание — простимо, на волю. Последний оказался сплошным черным пятном. Посадили по мелочи, а на душе грехи потяжелее. Намного тяжелее…

— Маньяка под нож, карманника пинком под зад, парнишек отпустить, механика и электрика на сотрудничество, если согласятся.

Сема повернулся спиной к маньяку, нарочно перекинув автомат через плечо. Едва не улыбнулся, когда почувствовал резкое движение. Резко развернулся, ломая маньяку шею.

Камера застыла. Сема повысил голос:

— Я надеюсь, никто не сомневается в правильности моих действий? Я не претендую на роль верховного судьи, но делаю то, на что способен.

— Гнилой он какой-то был, — послышалось от одного из парней.

Молча прошел с помощниками ко второй камере.

Скорпионовец отчитался:

— Красные. Пресс-хата. Пустая. По непроверенным данным, здесь мог находиться Скорпион.

Ну, раз брат, то понятно, почему пустая. И зачем тебе понадобилась эта экскурсия? Адреналина, что ли, мало? Или изнутри захотел посмотреть?

Сема улыбнулся. Если бы брат все еще был на зоне, то поднял бы тюрьму при первых выстрелах штурма. Он сбежал. Знакомый шлейф еще витает в воздухе. Где-то недалеко, пробирается к трассе.

В третьей камере сидели блатные рецидивисты. Из девяти человек невиновных было двое, но на свободу смог выпустить только одного. Психика другого требовала длительной реабилитации, на которую ни времени, ни средств…

По камере прокатились выстрелы.

Я действительно выполняю роль мусорщика? А кто я такой, чтобы судить? Все-таки есть от людей небольшое отличие — вижу дела каждого насквозь. Но разве это повод? А где эти сомнения в душе? Прокачался и понял столько, что больше не могу сомневаться? А что если Гитлер думал то же самое?

Четвертая камера являлась инфекционным карцером. ВИЧ-инфицированные, туберкулезники и болеющие гепатитом сидели вместе. Стадии болезней лечению не поддавались. Это понимали и сами заключенные, молча выстроившись возле стенки в ожидании расстрела.

Сема попал каждому аккурат в лоб, вышел, опустошенный и сухо обронил помощникам:

— Я говорил, что самые активные копальщики останутся в живых? Отменить приказ!

К черту Гитлера, я вижу все изнутри. Я не вправе сомневаться. Если сомневаются зрячие, то дела в свои руки берут слепые.

Камеры. Снова камеры. Лишь к концу дня прошелся по всем вдоль и поперек. Понятие добра и зла размылись. Грань истончилась и стерлась. Внутренне опустел. На голову давило так, словно весь небесный свод решил вдавить в землю по самую макушку. Светлые лица освобожденных, хмурые рожи порабощенных… Были и те, кто просто не дождался, сломался чуть ранее. Зона протащила через себя каждого в отдельности, провела по всем темным уголками и поставила перед выбором: сломаться или выжить? Только это «выжить» не всегда сочеталось с вольной жизнью на свободе…

Таких мест быть не должно. Свобода или смерть. Крупное преступление — расстрел, мелкое — предупреждение, второе мелкое — расстрел. Все, брат, я понял, о чем ты.

Вышел на улицу, вдыхая свежего вечернего, вольного воздуха. Бритые пацанчики курили, редко перекидывались парой слов, но в основном молча закапывали последних надзирателей и не прощенных.

Да, судья! Если никто не может, только советы дают, бразды правления должен брать самый пассионарный, самый действенный и разумный. К черту разговоры и дебаты. Лица умирающих от туберкулеза стоят пули в затылке начальника. Сверкающие глаза освобожденного стоят… много стоят! Особенно, если он ни в чем не виноват… Сучья система. Смерть тебе! Пусть жизнь положу, но другие будут жить как люди, а не как звери… Никто из ныне живущих не может правильно оценить происходящее. Это работа для будущих беспристрастных историков. Или пристрастных. А еще история многогранна, и у истины семь лиц.

Мысли, мысли, мысли. А палец давит на курок.

Брат, у тебя бы лучше получилось, я уверен. Где ты? Куда мне теперь деть пару сотен нормальных ребят? За едой и транспортом дело не станет, кашей предусмотрительно запаслись, если у кого-то вообще есть желание принимать пищу, автобусы тоже подъедут, даже времени до утра. Но, брат, что дальше? Где ты вообще?

Я просто один из Совета, — вспомнились Семе слова Скорпиона.

* * *

С удивлением выбрался к дороге. Вышел на дорогу слух, а с удивлением, потому что вдоль дороги стояли десятки машин от легковушек и мотоциклов до джипов и автобусов. На многих видах транспорта сияла желтой краска лейбла скорпиона. Вдоль техники то и дело проходили мужики с автоматами в черной спецовке и такими же лейблами на левом плече.

Удивился, разглядывая схожесть своей татуировки с тем знаком. Всплывающая память ничего путного пока не дала. Может, он тоже состоит в этой организации? Странно, что-то знакомое, но что?

Медленно прошелся несколько раз вдоль рядов машин, присмотрел джип — Ниссан Тирано. Если память что-то и дала, то это образ какой-то странной квартиры и имя — Катя. А кто эта Катя и что за квартира предстояло узнать в самое ближайшее время. Или не узнать никогда. Кто ответит?

Интуитивно прошмыгнул под машину, вылез на другой стороне, зыркнул в стекло — ключи в замке зажигания.

Эти балбесы совсем, что ли, ничего не боятся? Мафия, наверное, какая-нибудь… Надо было на зоне у Ромы спросить.

Что- то внутри снова подсказывало, что с зоной связывает не так уж и много — лишь пенка.

Фуфло какое-то, как же сложно собирать себя по осколкам.

Педаль провалилась в пол. Джип взревел, рванул по трассе.