орбит, как сливовые косточки из пальцев. Опасаясь, как бы сгоряча его не задушить, я ослабил хватку, вытащил из нагрудного кармана стопку стодолларовых купюр, смял ее и затолкал слесарю в рот.
Инга ждала меня на обочине трассы в тени дерева. Даже издали было заметно, как она бледна.
– И мне это надо? – спросил я, подходя к Инге.
Она схватила меня за руку. Несмотря на жару, ее пальцы были ледяными. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок. Она качнулась, переступила с ноги на ногу.
– Ну? Что? Рассказывай!
– По-моему, слесарь догадался, что на этой машине сбили человека.
– Но отремонтировать обещал?
– Обещал.
Мы пошли по пыльной обочине. Инга оглядывалась до тех пор, пока указатель «Автосало» не скрылся за поворотом. Жара стояла невыносимая. Мысли плавились, как карамель, превращаясь в тягучую патоку, и их движение приостановилось. Чувство тревоги притупилось. Мною овладело безразличие ко всему. Инга сняла босоножки и пошла босиком. Вот так, думал я, глядя на ее ноги. Стоило снять обувь с каблуками, выпачкать коленки в смазке и вместо асфальта постелить пыльную грунтовку, как ее ножки сразу утратили привлекательность. Ничего особенного, вполне посредственные нижние конечности. Шлепает, косолапя, как медведица, а не актриса.
– Не молчи! – вдруг произнесла Инга. – Скажи что-нибудь, иначе я сойду с ума.
Я кинул на нее сваренный взгляд.
– А что ты хочешь от меня услышать?
– Что мы скажем инструктору?
Да, об этом надо было побеспокоиться заранее, но ни одна свежая идея не могла пробиться сквозь патоку. Я пожал плечами.
– Скажем, чтобы он никогда не доверял свою машину посторонним лицам… Вытри у себя под глазами. Идешь, как Фантомас.
Инга на ходу раскрыла сумочку и стала искать платок. Я успел заметить между косметических принадлежностей маленький черный баллончик с надписью «CS», с большой красной кнопкой и усмехнулся. Блаженны верующие! Сунула в сумочку этот дезодорант, вызывающий насморк, и думает, что надежно оградила себя от всякой нечисти. А я даже в танке не чувствовал бы себя спокойно.
– Скажи, – произнес я, – про человека, который толкнул женщину, ты придумала?
Инга испуганно взглянула на меня. Она не хотела, чтобы я перестал ей верить.
– Нет, не придумала.
– Ты пойми, – поспешил я объяснить ей свою позицию, чтобы ложь Инги не зашла слишком далеко. – Я не следователь и не прокурор, и не мне определять степень твоей вины. Ты очень напугана, тебе страшно думать о том, что ты сделала. И все-таки постарайся быть со мной откровенной, иначе мне будет очень трудно помогать тебе.
– Я говорю правду, – тверже повторила Инга. – И не пытаюсь снять с себя вину. Но эту женщину в самом деле толкнул мужчина.
– Толкнул или тронул за плечо? – уточнил я.
– Толкнул! Изо всех сил! Я же объясняла: как мяч!
Плохо, что она актриса, думал я. Разговаривая с обыкновенным человеком, я на девяносто процентов мог определить, правду он говорит или лжет. Для артиста же ложь – профессиональное качество. Как тут узнаешь, где жизнь, а где талантливая игра?
– Ты понимаешь, что в этом случае все меняется? – спросил я, останавливая Ингу и опуская руки на ее обнаженные плечи. – Тогда мы можем вздохнуть с чистой совестью и вернуться к нормальной жизни. Правда, при одном маленьком условии.
– При каком?
– Если мы найдем этого мужчину и заставим его сознаться в преступлении.
– Да, – кивала Инга, глядя на меня как на мессию. – Надо найти его и заставить…
Мы вышли на шоссе. Инга вскрикнула и тотчас обулась – асфальт напоминал раскаленную сковородку.
– Ты запомнила его лицо? – спросил я.
– Не очень, – ответила она, подумав.
– Но узнать сможешь, если встретишь?
– Пожалуй, смогу.
– Сколько ему можно дать лет?
– М-м-м… Как тебе.
– Как был одет?
– Спортивные брюки и красная майка.
– Рост? Цвет волос?
– Брюнет. Жгучий брюнет. А рост как у тебя. И комплекция такая же.
