дольше она не желала. Лучше отмучиться и поскорее добраться до места, лечь и уже не вставать. Моррис побежал собирать вещи и, между делом, еще понизить давление в колесах.
Машина без всяких проблем и удивительно легко забралась по небольшому подъему на пригорок и почти сразу уперлась в ветхие, сильно покрытые ржавчиной, ворота фермы. Моррис одновременно и радовался и чертыхался. Он заблудился, но оказался в нужном месте. Выбрался из песчаного плена, но они давно могли быть на месте, пройдя пешком две сотни метров, а не мучить Джил шумом и смогом выхлопных газов весь последний час.
68
Ближе к вечеру Джил смогла заснуть. Она беспокойно ворочалась, иногда глубоко вздыхая и постанывая во сне. Моррис видел, как ее глазные яблоки временами непрерывно дергались и двигались под закрытыми веками во время стонов и успокаивались со вздохами. Он устало поднялся со стула и закрыл окно. Поднявшийся ветер рвал легкие занавески, и его шум мог ее разбудить. За все пять дней, что они провели на ферме Сары, он не отходил от постели Джил и измотался не меньше ее самой.
Моррис вышел на узкую веранду и обвел взглядом давно заброшенные незаконченные постройки, назначение которых оставалось загадкой не очень сильно интересовавшей его сейчас. Чем бы ни был проект Сары, закончился он, едва начавшись, и строительство было просто заброшено, безо всякой заботы о его будущем. Из всех построек завершенными оказались лишь небольшой одноэтажный коттедж и большой ангар. Коттедж имел пять больших комнат–спален, большую кухню и огромную столовую– гостинную с примыкающей к ней верандой. Построен коттедж крепко и добротно, но без излишеств. Вряд ли он предназначался для Сары и скорее всего, использовался, как временное жилье для строителей. Ангар тоже предназначался для строительных нужд. В нем осталось много материалов, инструменты и даже небольшой бульдозер. Служил он и хранилищем для бочек с бензином и дизельным топливом. Метрах в стапятидесяти от коттеджа на берегу бухты осталась еще одна постройка, но до нее Моррис пока не добрался, как и до самого пляжа.
Все, на что у Морриса хватило времени, это заметить, насколько приятным и красивым оказалось место и сама бухта, отмеченная на карте под ничем не примечательным названием «Желтая». На самом деле, бухта была очень большой, не меньше пятнадцати километров в диаметре, и практически полностью закрытой. Только узкий пролив шириной метров в триста соединял ее с океаном. Высокая растительность подходила к самому берегу настолько близко, что полоска песка прочти не отделяла ее с прозрачной водой цвета аквамарина. Ничего желтого нигде он не видел, даже песок был белый или светло–светло–серый. Бухта должна бы называться Зеленой, а не Желтой. В таком месте сильных волн никогда не бывает и можно купаться, наверное, даже в шторм. Моррис подумал, не пойти ли ему и правда искупаться или прогуляться по берегу, но заленился и остался на веранде с кружкой чая в руке.
Глаза слипались, ему захотелось, как следует выспаться и сегодня ночью это может получиться. Моррис надеялся, что Джил наконец пошла на поправку и проспит до утра. Самое главное, конечно, ее состояние, но теперь он тоже мог немного расслабиться. Тревоги остались позади после того, как Моррис убедился в отсутствии реальной опасности для Джил. Он не врач, и не знал, почему она непредвиденно тяжело переносит грипп, побочный эффект заражения его вирусом бессмертия. Ее организм чрезвычайно неординарно отреагировал на заражение. Вместо легкого недомогания у Джил проявился грипп в очень агрессивной форме. Начавшееся циклическое перезаражение и постепенная генетическая модификация, по всей видимости, еще больше ослабили организм, ухудшая общее состояние и затягивая выздоровление хотя бы от первоначальных симптомов гриппа. Ничего изменить он уже не мог, процессы протекали своим чередом. Оставалось ждать их завершения, по возможности пытаясь облегчить ее физические страдания и создавая наиболее комфортные условия.
Большую часть времени Моррис мог только сидеть рядом и держать ее за руку, чтобы она знала, он здесь, рядом, она не одна. Даже не знала, а чувствовала, постоянно, даже в забытье. Они вместе, и все будет хорошо. Скоро все кончится, а пока, в любую секунду, стоит ей открыть глаза, он будет здесь и не допустит ничему плохому с ней случиться. Стоит ей сказать слово, просто кивнуть, и он сделает или принесет то, что она хочет. Чтобы отвлечь ее, он будет рассказывать какие–нибудь истории, о себе, о ней, о своем вирусе, о чем угодно. Даже если она заснет, даже если будет молчать, даже если истории скучные, заумные или глупые. Или будет молчать, если она устанет и ничего не хочет. Будет тихо сидеть. Рядом. Не шевелясь. И ждать.
Пусть это немногим больше, чем моральная поддержка, но она была ей нужнее гораздо больше, чем таблетки. И помогала гораздо лучше, чем что–либо другое. Слабым пожатием руки она хотела сказать, что ничего больше и не надо, что все и так хорошо. Она знает, что он всегда рядом, и этого вполне достаточно. Пусть у нее нет сил сейчас, но они будут! Она никогда в нем не сомневалась, всегда верила и верит сейчас, когда он говорит, что ей нечего бояться и надо лишь немного потерпеть. Что ей хочется взять его за руку, прижаться к ней щекой, закрыть глаза и так лежать, долго–долго. Потому что тогда ей не страшно, тогда ей, даже сейчас, так легко, так спокойно и хорошо, что ничто другое не имеет значения.
В такие минуты на ее лице появлялась светлая улыбка, и Моррис все это чувствовал, и готов был за все благодарить судьбу. Нет, конечно, не за ее мучения, без них лучше было бы обойтись, но за все остальное. За то, что они вместе. За то, что оказались на этой ферме. За то, что наконец у них есть свой мир, тот мир, о котором он так давно мечтал.
69
Джил по–прежнему не жаловалась. Когда ей становилось легче, она с удовольствием слушала Морриса, иногда даже начинала подшучивать над ним или отправлять заняться чем–то другим, разобрать вещи, осмотреться на ферме, расчистить вековую пыль или просто тоже отдохнуть. Моррис отвечал, что все это успеется, и оставался рядом с ней. Он все это может сделать позже или в моменты, когда ей удается заснуть.
— Видишь, чем больше ты пьешь, тем лучше и легче тебе станет. Жидкость необходима вымывать все лишнее из организма. При инфекции…
— То же самое ты говорил два дня назад. Тогда это должно было помочь против гриппа, а теперь опять пить, все время пить! Ты меня дуришь! Как ребенка, — Джил сложила руки на груди, отказываясь брать большую чашку с холодным чаем, и сама, дурачась, попробовала скопировать голос капризной девочки. — Ну не могу–у–у я бо–о–ольше пить. Потом.
— Правильно, постоянно и как можно больше пить нужно при любой инфекции. Сначала мы боролись с гриппом, а теперь вода будет помогать, пока вирус изменяет твою ДНК. Результат этого процесса, конечно, положительный, но, строго говоря, это все равно вирусная инфекция. Жидкость удаляет шлаки, токсины, любые…
На этом месте Моррис остановился и заметил, как лицо Джил расползается во все более широкой улыбке, и она с трудом задерживает дыхание, чтобы не хихикать. Обвиснув в плечах, из его груди вырвался протяжный выдох спустившегося воздушного шарика. Моррис не мог поверить, что ей в очередной раз удалось поиздеваться над его любовью к занудной манере на полном серьезе объяснять процессы, протекающие в клетках. Он прикрыл глаза ладонью левой руки и с улыбкой покачал головой. Он представил, как стоит над ее кроватью с чашкой чая в руке и, задумчиво глядя в потолок, подбирает слова и термины по проще, будто читает научно–популярную лекцию на собрании домашних хозяек. Моррис сел на кровать, поставил чашку на пол и скрючил пальцы рук, карикатурно изображая попытку задушить Джил.
— Не будь ты больна, я бы тебя всю облил этой водой!
— Облил и задушил, одновременно? То есть, по–научному, ты хочешь сказать, «утопил», что ли? — смеясь, она попробовала сесть.
Периодически немеющие конечности охватила колюще–щекочущая слабость. Морщась, Джил упала
