сегодня уйдёт похоронок...
– Меня это не волнует, – повторил я.
– Я понял, Фатеев. Держитесь. Первая волна упадёт вам прямо на голову.
В наушнике щёлкнуло – командир «Танненберга» разорвал связь.
– Держать оборону! – крикнул я своим, хотя в этом приказе никто не нуждался – уменьшившийся в числе отряд отбивался, будучи окружён на вершине невысокого холма.
Однако на наших противников, похоже, не меньше нашего подействовал вид обезумевшей Тучи, набросившейся на беззащитный город. В нашу сторону раздавались лишь отдельные выстрелы.
– Позвольте с ними по душам поговорить, герр гауптманн? – возник рядом со мною оберштабсвахмистр. – Думаю, им там сейчас тоже несладко.
– Считаешь, сдадутся нам на милость?
– Попытка – не пытка, господин капитан.
– Без чинов, Клаус-Мария, – устало сказал я. – Поговори.
Там, наверху, сейчас грохочут сапоги по десантным палубам, «Мерона» стремительно пустеет, готовая выплюнуть свой резервный комплект шаттлов. А вот мониторам уже пора бы и показать себя...
И верно – в отдалении грянули один за другим несколько мощных взрывов, потом ещё и ещё, грохот сливался в сплошной рёв, ночь исчезла, словно рука великана сорвала чёрный занавес с нашитыми на него звёздами.
Клаус-Мария выпрямился в полный рост и замахал руками над головой.
Ярость взрывов всё нарастала, и я старался не думать, что станет с землёй, столь ценной на Новом Крыму, после того как там отбушует пляска неистового пламени.
...Выстрелов навстречу вахмистру так и не прогремело.
– Микки. Кряк. Кто-нибудь!
– Я здесь, герр гауптманн, – отозвался верный финн.
– Гилви Паттерс... надо привести в сознание.
– Уже пробовали все стимуляторы, ни один не подействовал.
– Помоги мне добраться.
Она лежала на спине, забрало откинуто, невидящие глаза широко раскрыты, и в них застыли невыразимый ужас пополам с отвращением.
– Гил... ну очнись, ну пожалуйста...
И невольно я позвал её биоморфа – в тот же миг Гилви дёрнулась и зашлась сухим, жёстким кашлем.
– Вставай, Гил, вставай, нам опять надо...
– Я знаю, – еле слышно произнесли её губы. – Я видела... Тучу. Я была Тучей. Сразу всеми и никем. Я... их всех... там, в городе... не могла отвернуться... пока ты не позвал...
Она попыталась шевельнуться и застонала. Повернула руки, уставилась себе на запястья, словно надеясь взглянуть сквозь проложенный бронёю обшлаг.
– Гилви, сюда идёт «Танненберг». Надо стянуть Тучу на себя.
Её губы скривились в жутком подобии усмешки, именно жуткой, так бы, наверное, могла улыбаться медуза Горгона.
– Хорошо, – выдохнула она. – Для тебя, для тебя... хотя уже всё равно, совсем всё равно...
– Прорвёмся, Гил, – начал было я, однако она только скорчила зверскую гримасу.
– Уже нет, Рус, уже нет. Но я сделаю, как ты просишь. Скажи, когда... когда будет нужно, – и она вновь зажмурилась.
– Герр гауптманн! – прорезался Клаус-Мария. – Господин капитан, перемирие. Они не будут стрелять. Если мы защитим их от Тучи. Тут у всех уже штаны мокрые, если не сказать обделанные.
– Собери у них оружие, штабсвахмистр. Или хотя бы боеприпасы.
– Яволь! Эй, вы, слушай меня. Господин капитан распорядились так...
Я откинулся на спину рядом с неподвижной Гилви. Ну, где же вы, первый эшелон, где?..
И впал в странное оцепенение, чувствуя жуткий и кровожадный зов, тянущий меня к обречённому городу, где пировала Туча.
...А потом с небес стали падать окутанные огнём челноки, с грохотом падали пандусы, рыча, вываливались лёгкие БМД, сейчас отправленные Валленштейном в первой волне – командир «Танненберга» нарушал все писаные и неписаные законы десанта.
Пферцегентакль привёл разоружённых солдат Дарианы, около сотни человек; все они с ужасом косились в сторону Нового Севастополя.
– Слушайте, вы! – гаркнул на них оберштабсвахмистр. – Сейчас каждый ствол на вес золота. Дайте мне честное слово, что не повернёте оружия против нас, и я оружие раздам обратно. Враг у нас сейчас один – Туча. Она-то не станет разбираться, кто имперец, а кто федерал, ферштейн, нихт?
Ему вразнобой ответили – разумеется, согласием.
– Фатеев! Руслан, где ты?
Ага. Майор Дитрих Мёхбау. Опять в первых рядах.
– Здесь, герр майор.
– Отставить чины! Рус, там... там такое, что лучше и не знать. Я разворачиваю батальон, как скоро вы сможете выманить на себя Тучу?
– Это довольно далеко... но мы теперь чувствуем её куда лучше, так что...
– Они будут здесь через пять минут после того, как я позову, – странным, каким-то металлическим голосом произнесла Гилви. – Большего сделать не могу, даже не просите. А вот притянуть их – это пожалуйста.
Она болезненно дёрнулась и встала на ноги – даже без посторонней помощи.
– Готовы, майор?
– Готов, dame унтерштурмфюрер, – отчеканил Мёхбау. – Время на подготовку никогда лишним не бывает, но в Севастополе сейчас самый настоящий судный день, так что...
– Не тратьте слова, майор, – бросила Гилви, поднимаясь и протягивая руки к небу. – Давайте, командуйте. Пять минут – и они будут здесь.
Что она сделала – не знаю, но меня самого окатила горячая ненависть, отупляющая, отбивающая разум, требующая лишь одного – немедленно кинуться в бой, не важно, почему, не важно, зачем, только бы вперёд, в сражение.
Я пошатнулся, Микки поддержал меня за плечи. Дурнота захлёстывала меня, ноги подкашивались – а Гилви как ни в чём не бывало стояла, воздев руки, словно древняя жрица Гекаты, призывающая себе на подмогу орды верных слуг богини тёмных чар.
И Туча откликнулась на её призыв. Хлопанье бесчисленных крыльев, топот бесчисленных лап; отблеск звёзд на покрытых густой слизью спинах и боках.
Бросив на лицо забрало и включив инфракрасный канал, я видел их, отчаянно бьющих воздух растянутыми перепонками, вытянувших в алчном ожидании хоботки, готовые к слиянию, к тому, чтобы в доли секунды создать сложные химические препараты, способные расплавить любую броню; я чувствовал их бешенство, их голод, их свирепую готовность и полное презрение к собственному существованию.
– Ничего не делай, Рус, – бросила мне Гилви, не поворачивая головы. – Я их сама притяну.
– Гил, я... ты их так можешь... а вот приказать им, чтобы...
– Не могу, – отрезала она. – Мы с тобой только и способны, что вызывать их на себя. Не спите, майор, не спите, они сейчас будут здесь!
Дитрих Мёхбау отрывисто кивнул. И взмахнул рукой.
– Всем средствам батальона огонь, – против ожиданий, очень спокойно и даже буднично проговорил он.
Над нашими головами закружился живой смерч; а с земли, терзая его бока, взметнулись прочерченные белым пламенем трассы. Автоматика привычно усилила акустическую защиту; стиснутое на пятачке посадочной площадки, всё тяжёлое оружие било в унисон.
Взрывы рвали устремившуюся на нас Тучу, и с неба низринулся настоящий дождь из обгоревших, разорванных тушек; кое-какие ещё пытались трепыхаться.
