Федерации, успокоительно бормотал что-то о невиданной доблести защитников Шайтана, о каких-то не ведомых мне бойцах, что у карьера номер такой-то и комбината имени такого-то в очередной раз «отразили все атаки имперско-фашистских войск», нанеся им, разумеется, очень тяжёлые, практически невосполнимые потери. Я напряжённо ждал известий о мятеже и беспорядках в Новом Севастополе, но и федеральный, и местный, новокрымский, новостные каналы как в рот воды набрали.
Густые плети лиан-ладонников, прозванных так за форму листьев, успокоительно раскачивались под лёгким ветерком. Дорога (вернее, полное её отсутствие – я пробирался чащей) вела в гору. Долгий и изматывающий переход остался позади, передо мной вздыбливались горы, красновато-серый камень проглядывал сквозь свисающие занавесы вьюнов; когда-то я очень любил горные походы, мы проводили тут по целой неделе, карабкаясь по отвесным скалам; а с наивысшей точки, горы Болыпуха, открывалась великолепная панорама почти всего острова, от Нового Севастополя на юге до Голубого на севере. Правда, чтобы разглядеть города, уже потребуется хороший бинокль.
Я ожидал, что к горному массиву будут подтянуты крупные силы боргского ополчения, что укромные долинки станет обрабатывать артиллерия, а вертолёты – заливать напалмом, благо три сотни повстанцев вооружены из рук вон плохо. Однако ничего подобного – я спокойно пробрался сквозь леса и послушно выполнил команду «Стой!», отданную бдительным часовым восставших.
Они держались молодцами. Парни и девчата привыкли к слогану «Вся Империя против вас!» и сейчас, когда слоган обернулся реальностью, не растерялись. Только вместо «Империи» вдруг оказались, по сути, не слишком от неё отличающиеся, далёкие, страшные и непонятные «переселенцы», а быть «против всех» в интербригадах привыкли. Настолько, что даже перестали замечать – сражаться против всех всё равно, что пытаться идти во все стороны разом.
Сбежались командиры взводов, и, глядя на привычно серьёзные молодые лица, я сказал:
– Всё в порядке. Будем прорываться на Голубое. Там будут ждать суда. Отсюда надо уходить, пока не задавили числом. Место для партизанских действий, увы, не слишком подходящее.
– А что, другие лучше, Александр? – выкрикнула всё та же стриженая девчонка, Мари. – Другие острова ещё меньше! Ну, кроме Сибири, конечно. И разве не воевали прямо тут, у нас, партизаны-«непримиримые» с имперцами?
– Воевали, конечно, – кивнул я. Не-ет, интербригады – это вам не «Мёртвая голова», тут ещё не отучились обсуждать приказы... – Только было несколько по-другому. Не партизанские базы в лесах и взрывание эшелонов, а атаки на имперцев в самом Новом Севастополе, в Голубом, в других местах. Бойцы имели легальный статус. Многие даже работали в имперских учреждениях. Всё, отставить спорить! Я доведу вас до Голубого. И вернусь обратно. Очень удачно взял краткосрочный отпуск.
Эх, ребята, горько думал я, глядя на их доверчивые и чистые лица. А ведь я же мог оказаться хитроумно вам подброшенным провокатором. В Голубом вас может ждать засада. Долго ли перебросить туда десант вертолётами или по морю?.. А вы мне верите, слушаетесь, идёте за мной. И точно так же шли за Дарианой Дарк. И чёрта лысого она взяла бы тут власть без вас, наивных, восторженных искателей истины!..
...Из Голубого суда моего отца и его друзей развезут ребят по нескольким островам покрупнее. Парням и девчатам помогут устроиться, залечь на дно. Будем вывозить и прятать их родню.
...Но что мы станем делать, когда с неба нам на голову рухнет во всей своей красе 2-й десантный корпус господина Пауля Хауссера?..
– И что ж, так и станем прятаться? – возмутилась Мари, дослушав меня до конца. – Как крысы, по щелям разбежимся? Ну и передушат нас всех поодиночке! Надо до товарища Дарк добраться, ей глаза открыть! Ведь не говорят же...
– Машка, не начинай по новой! – оборвал её низенький крепыш, как и она, с повязкой взводного. – Который день бранимся. И я тебе говорю – Дариана нас всех обманывала. Потому что...
Ему не дали закончить, заглушили яростными воплями. Я поднял руку.
– Тихо, тихо! Беда в том, Мари, что... командование Федерации точно знает, где вы, сколько вас, чем вы вооружены. Думаешь, оно не сможет прислать сюда двадцать тысяч ополченцев, оцепить и прочесать весь массив? Больше тут прятаться и негде. И я не говорю, что надо рассеяться и попрятаться, как крысы. Напротив – ваши взводы станут наносить удары там, где вас не ждут.
– Да по кому наносить-то! – взвилась Мари. – Без того, чтобы товарищу Дарк...
– Тихо! – вдруг вскочил светловолосый паренёк. – Слышите? Слышите?!
Мы услыхали. Далеко внизу, на ведущих к массиву просёлках, гудели моторы танков. А в небе изо всей дурацкой мочи рубили воздух вертолётные лопасти. Дариана Дарк решилась-таки нанести удар.
– Кончаем разговоры! Взводные, назад, к своим бойцам! Быстро поднимаем всех и уходим! Давай за мной!
Три сотни людей, растянувшиеся тонкой ниткой в сумраке предгорного леса, – не сразу заметишь, не вдруг поймаешь. Бородачи с Борга – свирепы и упорны (на той же площади в Новом Севастополе они дрались насмерть, ни один не попросил пощады и не сдался), но о лесной войне знают меньше, чем младенцы. И умение тихо ходить по чаще не относится к числу их талантов.
Прежде чем заговорила артиллерия, прежде чем вертолёты излили жгущий всё и вся дождь на ни в чём не повинные горы – мы без выстрелов успели выскользуть из смыкавшейся ловушки.
И вновь марш, долгий марш через леса; центральная часть острова, как я говорил, специально оставалась в своём первозданном виде, но ближе к берегу, само собой, начинались поля, сады и фермы. Круговое шоссе, обегавшее вдоль берега весь остров, от восточной окраины Нового Севастополя к западной, как и ожидалось, оседлали войска. Можно было только поражаться, сколько поселенцев успела перебросить к нам Дариана Дарк. Всю дорогу забили тупорылые «ганомаги» и щучьеносые трофейные «насхорны». В эфире царило невообразимое столпотворение.
Похоже, Дариане не составило труда предугадать наш следующий ход. Пришлось затаиться и ждать до ночи.
Когда стемнело, движение на шоссе несколько улеглось, рассосались пробки. Отряды переселенцев, светя фонариками и спотыкаясь, медленно втягивались во влажные, окутанные туманами леса. Они боялись чащи и жались друг к другу; их строй было б нетрудно прорвать, но наша задача была уйти тихо.
...Во мраке отряд рассеялся. По одному, по двое ребята стали выбираться на трассу. И спокойно, не совершая резких движений, переходить на ту сторону. Над шоссе то и дело взмывали осветительные ракеты, с нескольких передвижных прожекторных установок шарили лучами, однако всё прошло благополучно. Последняя часть ночи ушла на дорогу к Голубому.
Никто не сомневался, что там нас будет ждать тёплая встреча.
В сером предутреннем свете мы вошли в Голубое. Ночи на Новом Крыму мягки, теплы и, казалось, если для чего и созданы, так исключительно для романтических охов-вздохов, прогулок под звёздным небом и поцелуев на морской набережной. Но сейчас звёзды не смотрели на мой мир, а злобно щурились, словно целясь из неведомого оружия, среди коего значилась и Туча, которую по-настоящему нам не удалось победить ещё ни разу. Какие бы потери мы ни наносили ей в отдельном бою, она неизменно возрождалась, подобно сказочному чуду-юду, что на Калиновом мосту подхватывало срубленные Иваном головы, чиркало по ним огненным пальцем, после чего они, головы, немедленно прирастали обратно. В сказке Иван Царевич (или, скажем, Иван – вдовий сын) в конце концов, уже вбитый по самые плечи в землю, ухитрялся срубить огненный палец, после чего вместе с нерадивыми братьями и добивал чудовище.
Вот узнать бы только, где у этой Тучи тот самый огненный палец... Дариана? Кто-то ещё? Может, их и в самом деле много – таких, как я, наполовину людей, наполовину – биоморфов? И если это так, то кому они служат, эти биоморфы? Может, той загадочной силе, что – в моём видении – держит в открытом космосе мириады ждущих приказа «маток»?
