своей жизнью, а школа была как-то побоку. Я пытался увлечься учебой, но после того, как… в общем, мне она надоела до чертиков.
Роза улыбнулась.
– Могу себе представить.
– Сомневаюсь, – мрачно буркнул Шейн, набивая полный рот чили. – А разве тебе не хочется?
– На тебя глядя, и мне захотелось. – Роза встала и подошла к плите, чтобы наполнить миску для себя.
Шейн любовался тем, как она движется. Ему всегда нравилось смотреть на женщин. Они ходят не так, как мужчины. В их походке есть плавность, изящество. Как будто плывут над землей.
Роза Гамильтон не исключение. Смотреть на нее особенно приятно. Ноги у нее длинные, как у жеребенка. Только красивее, конечно. Шейн различал очертания ее округлых бедер под шерстяными брюками. Он представил себе, как ее ножки, обнаженные, обвиваются вокруг него.
Вспышка желания оказалась такой острой, что Шейн вздрогнул и чуть было не опрокинулся вместе со стулом. Он взмахнул руками, вцепился в край стола, едва не вывалив на себя содержимое миски.
– Ты чего?
Смущенный, он с грохотом поставил стул на все четыре ножки.
– Все прекрасно! Просто слишком сильно наклонил стул.
Роза обеспокоенно на него взглянула и пожала плечами.
Шейн кашлянул.
– Ты здесь выросла?
– Да.
– Тогда почему я не встречал тебя раньше? Я знаю почти всех местных красавиц. – Он ухмыльнулся, с удовлетворением заметив, что вогнал ее в краску.
– Вряд ли ты мог меня заметить, – сказала Роза, поставив миску на стол. – Ведь ты намного старше.
Такого ответа Шейн не ожидал.
Он насупился.
– Не правда!
– Мне только двадцать пять, – серьезным тоном сообщила Роза.
– А мне тридцать два.
– Видишь? – ехидно заметила она. – Намного старше.
Шейн помрачнел, а потом сообразил, что она над ним смеется. Он ткнул вилкой в миску с чили.
– Значит, ты еще совсем малолетка, – проворчал он.
Роза нахально усмехнулась. Лучше бы она поменьше улыбалась, – подумал Шейн, – если не хочет, чтобы я схватил ее в охапку и уволок в спальню.
– По-моему, тридцать два года еще не старость, – смилостивилась она через мгновение.
– Спасибо, – буркнул Шейн.
– Ты тоже вырос в Ливингстоне?
– Я рос недалеко от Элмера. У моего брата там ранчо. Часто я туда возвращаюсь. Иногда приезжаю в Ливингстон. Я был там в ту ночь, потому что ранчо мне до смерти надоело.
– Это из-за твоего пальца? Тебе пришлось там задержаться?
Шейн кивнул.
– Почти на месяц. Я весь извелся от скуки. Мне хотелось что-нибудь сделать. Я решил, что украду Милли для Кэша. И выставил себя дураком.
– Нет, – возразила Роза. В ее голосе сквозила нежность.
Они взглянули друг на друга. Казалось, температура в комнате поднялась на добрый десяток градусов. Шейн расстегнул ворот рубашки. Поерзал на стуле. Протянул свою здоровую руку и накрыл Розину ладонь.
Вот руки женщины, зарабатывающей себе на жизнь. Коротко остриженные ногти без лака. Ладони меньше, чем у него. Изящнее. Но очень умелые. Шейн понимал это. Он мог представить себе, как эти ручки составляют букет. Мог представить, как они гладят его по щеке.
Она встала.
– Я бы выпила чашку кофе. А ты? Здесь есть кофе?
– Конечно. – Теперь Шейн мог налюбоваться ею вдоволь. Он доел чили, отодвинул стул от стола и положил ногу на ногу. Роза исследовала полки буфета в поисках кофе и кружек.
– Но если ты росла в Ливингстоне, и тебе двадцать пять, ты должна знать Билли Эдкока? Он твой ровесник. – Билли был отличным наездником, младшим братом одного из друзей Шейна.
– Я его знаю. Но мы ходили в разные школы. В старших классах я училась не здесь. А на западе на подготовительном отделении.
