голосом осведомился инквизитор.
Фесс покачал головой.
– Нет, не убедит, инквизитор. Ничто, ни слово, ни дело вашего братства меня ни в чём не убедят. Что поделать, вот такой уж я человек недоверчивый.
– То есть ты отказываешься? – тотчас спросил Иероним.
– Разумеется, – кивнул некромант. – Давай, командуй атаку. Вижу, тебе мало уже пролитой крови. Ты хочешь ещё. Что ж, продолжим.
Иероним выразительно пожал плечами.
– Ты готов вот так вот просто обречь твоих друзей на смерть? Нечего сказать, вполне типично для Тёмного. Вполне, вполне типично.
– Мои друзья, инквизитор, – с трудом сдерживая бешенство, проговорил Фесс, – уже давно мертвы. Они погибли в том бою на площади Эгеста, или ты забыл? Они мертвы, и мне уже некого спасать. Ты лжёшь, чтобы заполучить меня, чтобы я оказался под властью Инквизиции, под властью вашего талисмана, гасящего магию, в прочной башне, как говорится, за семью дверьми, за семью запорами. И тогда со мной станут разговаривать не такие, как ты, а опытные дознаватели, отлично ориентирующиеся в сложнейшем искусстве воздействия на пытуемого посредством дыбы, клещей, иголок, тисков и тому подобного. Вот только не знаю, зачем вам нужны будут вырванные под пытками признания – если, конечно, предположить, что я почему-либо выберу ответы, а не просто смерть, хотя бы и тут, в пустыне. Ценность добытых такой ценой «признаний» не тянет и на пресловутый ломаный грош. Так что давай сражаться здесь и сейчас, инквизитор. Другого пути у нас нет. Давай сигнал своим, пусть готовятся. Думаю, вам даже нет смысла ждать утра.
Инквизитор помолчал, задумчиво поигрывая так и оставшимся нераскрытым свитком. Печати на шнурке были точно аркинские, в этом Фесс не сомневался.
– Хорошо, некромант. Сразиться мы с тобой всегда успеем. Я бы предпринял ещё одну попытку…
– Зачем? – перебил его Фесс. – Вы ненавидите меня, я ненавижу вас, и этим всё сказано. Ничто, инквизитор, слышишь меня – ничто, никакие твои слова здесь не подействуют. Вот если бы ты мог показать мне живую Рысь… сейчас, в этот самый момент, я бы убедился, что хотя бы в одном ты не врёшь. Тогда можно было б разговаривать дальше. А так мы только теряем время. Если, конечно, это не было твоей целью изначально – занять меня разговором, лишить сна и отдыха.
– Святая Инквизиция не ненавидит никого, даже самых закоренелых ересиархов и малефиков, – очень серьёзно возразил Иероним. – Мы скорбим обо всех вынужденных жертвах, но, с другой стороны, разве не сказано в Писании: «Не бойтесь разящих тело, душу же не могущих убить»? Мы разим тела, а не души. Мы очищаем их огнём, мы отправляем их в лоно Спасителя, дабы там, оставив позади тяжкий груз грехов и преступлений, они были бы готовы к перерождению и новой жизни. Ты можешь не верить мне, некромант, но я не ненавижу тебя. Я жалею тебя. Тебя и твоих друзей. Да, ты прав, я не могу показать тебе живую Рысь. Она далеко, в Аркине, в особой обители его святейшества. Она очень ценная… гостья, назовём это так, потому что никто её не пытает и не мучает за полным отсутствием смысла. Ты не веришь… гм…
– Не верю, – кивнул некромант. – Ни на полпальца. Всё это ложь. Не виню тебя, инквизитор, – тебе приказали лгать, вот ты и лжёшь. Разумеется, «во спасение». Ничего иного и ждать было нельзя. Так что уходи, тебе больше нечего сказать мне.
– Ты обрекаешь себя и своих друзей, свою любимую на смерть, – помедлив, сказал Иероним. – И если ты на самом деле можешь погибнуть в бою, быстрой и лёгкой смертью, то вот Рысь… Кислотная бочка – конец очень неприятный, поверь мне. Медленный, мучительный и очень, очень болезненный.
– Интересно, ты говоришь, что Рысь жива и здорова, а от отца Этлау совсем недавно я слышал совершенно противоположное, – не удержался Фесс.
– Преподобный отец Этлау исполнился великой святости, – очень серьёзно сказал инквизитор. – Простим великим людям остатки их маленьких человеческих слабостей.
– То есть ты хочешь сказать, что Этлау солгал? И никто не пытал ни Рысь, ни гнома с орком?
– Нет, – инквизитор не опустил взгляда. – Этого я сказать не хочу. Естественно, они все были подвергнуты… гмммм… тщательному допросу. Естественно, этот допрос сопровождался… гмммм… острыми методами. Но никто их не убивал, твоих друзей. Их подлечили, залатали… отправили в обитель… когда всем стало совершенно ясно, насколько ты важен. Эх, да что говорить, ты всё равно не веришь ни единому моему слову. Ну что ж, постараюсь, чтобы ты изменил столь предвзятое мнение. Когда ты попадёшь в плен, твоих друзей казнят у тебя на глазах.
– Не слишком умное решение, – нашёл в себе силы рассмеяться некромант. – Если я так важен, то, попади я в плен, со мной надо обращаться очень бережно и деликатно и ни в коем случае не причинять никакого вреда моим дорогим друзьям, иначе я очень, очень обижусь. На тех, кто сделает нечто подобное. И тогда им, боюсь, несдобровать.
– Несдобровать будет в первую очередь твоим друзьям, – со скорбной миной вздохнул инквизитор. – А уж потом, ты прав, тебе. Ну что ж, если это твой окончательный ответ… ты вновь угадал, некромант, мы не станем ждать рассвета. У нас достаточно сил, чтобы атаковать беспрерывно, ночью и днём, сколько понадобится, пока у тебя не выпадет от усталости оружие из рук. Тогда мы поговорим с тобой уже по- другому, и тебе придётся ответить за всю пролитую сегодня кровь.
– А так, значит, отвечать не придётся?
– Святые братья умеют различать цель и средства, – уклончиво ответил инквизитор.
– Значит, ради великой цели…
– Некромант, все наши воины умерли сегодня ради великой цели, – покачал головой Иероним. – Ради того, чтобы Тьма не завладела Эвиалом. И если ради этого нам придётся не предавать суду одного- единственного некроманта – да будет так. Но я не слышал твоего ответа. Мне кажется, я сделал достаточно уступок, некромант. Слово теперь за тобой.
– Слово за мной… – медленно проговорил Фесс. - Мой ответ прост, Иероним, – нет. Я уже сказал – берите ваши мечи и копья, поднимайте щиты; будем сражаться дальше. Если моё решение кажется тебе безумным, Иероним, то я ничем помочь уже не могу. Это моё последнее слово, инквизитор.
Экзекутор тяжело вздохнул. Фессу казалось – он сейчас понимает своего врага. Единственный из серых, кто до конца, похоже, разбирался в происходящем – отец Этлау, – лежит либо при смерти, либо просто без сознания. Некому принимать решения. И кто знает, как долго продлится действие загадочного талисмана? И вот они решили – а не получится ли решить дело как бы миром, вдруг выгорит обмануть Чёрного мага, на самом деле загнанного в угол?
Иероним нарочито медленно поднимался со своего сиденья, словно давая некроманту время передумать.
Фесс равнодушно пожал плечами.
– Предпочту честную смерть, Иероним.
И тогда осторожно и очень мягко вперёд выступил мальчик-служка. Движения его чем-то напоминали бесшумное течение змеиного тела; ноги вроде бы не отрывались от земли, а вот он уже оказался рядом с отцом Иеронимом, словно бы для того, чтобы поддержать почтенного наставника под руку – и на самом деле поддержал! А в следующий миг коротко, без замаха, ударил преподобного в бок коротким воронёным стилетом. Ударил – и сам зажал инквизитору рот, гася предсмертный хрип. Опустил тяжёлое тело на землю. И – повернулся к ошалело вытаращившемуся на всё это солдату.
Мальчишка прыгнул, словно лесная рысь. Воронёный кинжал аккуратно и быстро скользнул пониже подбородочного ремня. Солдат хрипло взбулькнул, захлёбываясь собственной кровью, и повалился. Мальчишка едва успел удержать штандарт.
Фесс меньше бы удивился, окажись перед ним в тот самый миг сам Спаситель во плоти.
А мальчишка, утвердив в песке пошатнувшийся было штандарт, вдруг упал перед некромантом на колени.
– Великий Мастер! – он говорил с сильным салладорским акцентом.
– Что? – только и смог ответить некромант.
– Великий Мастер! Ты вернулся, как и гласили пророчества! Великий Мастер, я, недостойный
