Погоня

ничего другого, пока вы мне не скажете, как и что. Я разведусь с мужем — да?

Игорю Петровичу на секунду делается плохо.

— Это… это такой шаг, — говорит он запинаясь. Теперь Валя видит, что и ему тяжело. Она касается рукой его плеча: женщина чувствует, когда надо приободрить. Она берет его за руку и ведет на кухню.

— Еще чашечку кофе? — трепетно спрашивает она.

— Спасибо.

Валя не понимает:

— Спасибо — нет? Или спасибо — да? — Она улыбается.

— Нет. Не хочется больше. Мне пора, Валя.

Он прощается.

— Когда ты… вы придете? — спрашивает она.

— Я позвоню.

Он уходит. Уже в дверях ему вдруг становится стыдно и совестно, словно он первый раз в жизни обманывает женщину. Он поспешно склоняет голову и целует ей руку, это и впрямь он делает впервые в жизни, такая вот минута.

Валя одна. Она призналась ему, что любит, — на лице ее радостные слезы, она ждала этих слез так долго. Но тут она вспоминает о муже, о мягком и добром Тонкострунове… И вновь начинает терзаться.

— Ну, напоролись! — говорит Светик.

Игорь Петрович и вовсе удручен.

— Собираются разводиться. Милые и такие порядочные, такие тонкоструновые, — иронизирует Светик, — когда не нужно, эти люди непременно возникают и портят всю картину.

Она продолжает:

— А вот когда таких, именно таких, ищешь и ждешь — их не найдешь днем с огнем.

Игорь Петрович мрачно вздыхает:

— Мы сделали зло, Светик.

— Чего тебе?

— Я говорю, зло сделали — развалили семью ни за что ни про что.

— Не ной. Мы не виноваты — мы собирались завести обычный романчик на стороне, разве нет? — Светик чертыхается: — Ума не приложу, как мы теперь добудем икону.

Она закуривает.

— Похоже, и впрямь придется их развести и получить божью матушку в одной из двух половин. После раздела имущества в суде.

— Без меня. Я не играю, — отрезает Игорь Петрович.

— Да я пошутила, дурачок.

Оба невеселы. Как ни тонок расчет, когда имеешь дело с незнакомыми людьми, получается перекос. Какая-то ниточка из расчетных и хорошо расчисленных непременно рвется. Светику ли не знать!

Глава 4

— Не угадать тебе, что меня волнует, — продолжает Светик. — Почему мне раньше не попался в жизни такой Тонкострунов? Ведь какой муж!.. И человек мягкий, добрый. Глуповат, конечно, но моего ума нам на двоих как-нибудь хватило бы, а?

Игорь Петрович мрачно кивает:

— Еще и на меня бы немного осталось.

— Шутишь — а ведь я не шучу. Я всерьез о Тонкострунове.

— Ну так и займись им, а мне пора к жене и к дочке.

— Ох, не знаю…

Некоторое время оба молчат.

Прищурив глаза, Светик разглядывает свою левую ладонь: жизненная ситуация готова скакать и развиваться теперь сама собой, — хоть к гадалке беги, карты бросить.

А Валя Тонкострунова в этот же вечер сидит на приеме у районного невропатолога. На ней нет лица. Она комкает платочек.

— Что скажете?

А она молчит.

— На что жалуетесь?

Она молчит. Наконец она кое-как подбирает слова — она хотела бы просить врача, да, да, она просит его, чтобы он вызвал на прием ее мужа, Тонкострунова, и как-то мягко подготовил его… Мягко и заботливо подготовил его нервную систему к тому, что Валя Тонкострунова уйдет от него к другому мужчине…

— Наконец-то я хоть что-то понял, — смеется врач. — Значит, к другому, да?

Валя кивает — да, она боится, как бы с мужем после этого известия не стряслась беда. Она боится, как бы он не сделал с собой что-то плохое. «Он может не вынести. Он так меня любит… Он…» И бедная Валя плачет, комкая платочек.

— Вот что я тебе скажу, — говорит невропатолог, здоровенный и громадный мужчина, — не так уж меня твой муж волнует во всей этой истории. Ты меня волнуешь.

Валя всхлипывает.

— М-м… Ну и что же — ты уже с ним?

— С кем?

— Откуда мне знать с кем — с тем, с кем ты собираешься наставить рога своему мужу.

Это звучит ужасно грубо. Валя Тонкострунова плачет:

— Я… я не хочу… рога…

— Знаю, знаю. Никогда не изменяла. Никогда не ссорились. Жили дружно. Смотрели телевизор…

— Я никогда… рога…

Она плачет. Невропатолог пожимает плечами. Ему жаль ее. Он смотрит на нее, как на инопланетянку. Крякнув, он встает и подходит к ней. Он успокаивает ее. Он гладит ее по головке. «Не волнуйся, девочка. Не волнуйся. Я постараюсь что-нибудь придумать. Поверь — все наладится само собой». Он выписывает ей валерьянку, и это все, что он может придумать.

Вечер. Валя уже понимает, что дальше так жить нельзя: она решается сказать мужу. Он приехал от сестры. Он уже поужинал. Валя протягивает руку и убавляет звук (они смотрят телевизор), — она решительно набирает воздуха в грудь и поворачивает к мужу бледное лицо. Она хочет, чтобы он простил ее…

Но как раз тут Тонкострунов говорит:

— Валя. Ты должна простить меня; понять и потом простить, — он сглатывает тяжелый ком, — я… я, кажется, здорово влюбился.

— Что?

— Влюбился… Полюбил.

На экране показывают Север — показывают тонконогих бегущих оленей. Звучит еле слышно музыка Чайковского. Тонкострунов сидит и ждет приговора — он все сказал. Он никогда не обманывал и не обманывает сейчас.

Когда с оленями на экране покончили и пошли бескрайние снежные просторы, решается сказать Валя. Она говорит:

— Кажется… я тоже полюбила.

Оба долго молчат. Все силы ушли на сказанное. Оба опустошены и потрясены.