– Если все сложить вместе – Афган, новую политику партии и нежелание масс жить по-старому, то…
– Прямо как по Ленину, революционная ситуация!
– Вот именно! Что ни война – перемены для России, ломка, крушение, – заключил майор.
– Разве?
– А как же?! Смотри:1812 год породил декабристов, Крымская кампания подвела к освобождению крестьянства, война с Японией сотрясла всю страну, все общество, подтолкнув Россию к первой революции, с Первой мировой войной связан крах самодержавия, полный разлом страны, от которого, – он оглянулся – одни ли они? – никто до сих пор не оправился. Теперь – Афганистан.
Шарагин согласно закивал. И правда. Он никогда не обобщал вот таким образом войны, не связывал их с историческими изменениями в России.
– Хорошо, а Отечественная, Вторая мировая война? Что, в таком случае, она принесла России, какие перемены? – подметил Шарагин.
– Пожалуй, только Отечественная не привела к резким переменам. Почему? Во-первых, вся страна сплотилась ради победы, во-вторых, Сталин был.
– Сталин, – повторил Олег.
– Сравнения напрашиваются у человека, вернувшегося из чужой страны. Размышления отнимают покой.
– Порядок бы навести! Выправить недоделки, зажить лучше, чтоб все было, и чтоб все правильно делалось, с умом.
– Точно.
– Реформы напрашиваются. Назревшие – не назревшие. И если власть не укрепилась войной, если не в состоянии справиться с нахлынувшими настроениями, если не решается силой утихомирить усомнившихся и разочарованных, то волна сносит и саму власть. Яркий пример тебе – Первая мировая война. Сталин же предвидел все это. И принял меры. Потому-то после Отечественной, единственный раз, Россия не треснула.
– В наше время так не застращаешь.
– Правильно. В принципе, и после Отечественной назревали перемены. После смерти Сталина ведь развенчали культ личности! Потом хрущевская оттепель наступила.
– И все снова заглохло. Испугались?
– Испугались не внизу, а наверху. Испугались потерять власть. Почувствовали, как запросто она ускользнет, позволь только народу расслабиться. Настало время обкомовских секретарей. Один кукурузой бредил, ботинком размахивал…
– Как ботинком размахивал? – усмехнулся Шарагин.
– Ну, в ООН. Снял ботинок и стал им размахивать. Я вам, говорит, покажу Кузькину мать!
– Серьезно? Я не знал.
– Было-было… Другой звездочки себе на грудь вешал. Всего достигли! Успокоились! Развитой социализм построили! И не заметили, как стали буксовать.
– Вас послушать, нами одни дураки управляли.
– А что, не так что ли?
– Как же мы тогда столько всего добились?
– Чего добились?
– Сверхдержавой стали! Промышленность какую создали! Первый спутник – наш, первый человека в космосе – советский! Да массу всего.
– «Волга» – не машина, колбаса – не еда, – майор прикурил новую сигарету, сгоревшую спичку убрал обратно в коробок. – Спутник… космонавт… Это все исключение из правил. Я про другое сейчас. Вот ты знаешь, куда идет наша страна?
– В каком смысле?
– В прямом.
– Вперед идем.
– Я серьезно.
– Геннадий Семенович, но ведь наша страна столько пережила! – не сдавался Шарагин.
Перечил он майору, потому что, наверное, угадывал – кто-то должен отстаивать страну, кто-то должен заступаться за державу, нельзя перечеркивать все только потому, что перегибы были.
И нынче, видел он ясно, если так рассуждать,
