Когда я доставил дребезжащий поднос наверх, Памела только взглянула на него и возмутилась:
— А где сахар? Где ложки? — и побежала в кухню.
Стелла лежала, укрытая одеялом, откинувшись на подушки. Она устала изводить сама себя. Я остановился у камина и, когда она взглянула в мою сторону, понял, что она меня боится.
Мне стало стыдно, что я был с ней так резок, и я спросил, как можно ласковей:
— Ну как, вам получше?
— Да, спасибо, — тихо ответила она и добавила: — Вы меня презираете, да, Родди? Я сама себя презираю.
— Напротив! — воскликнул я. — Я считаю, что вы вели себя геройски. Только мне не хочется, чтобы вы и дальше геройствовали, мне хочется, чтобы вы были в безопасности.
На похудевшем лице глаза Стеллы казались огромными. Ресницы были мокрые от слез. Напряженное, вызывающее выражение сменилось детским, мягким, губы приоткрылись. Она жалобно вздохнула.
— Как бы я хотела что-нибудь сделать, чтобы загладить мою выходку.
— Перестаньте нас пугать, Стелла, — ответил я. — Мы с Памелой уже много чего натерпелись. С привидениями мы как-нибудь справимся, но как нам справиться с вами? Неужели вы опять нас ослушаетесь?
Стелла покачала головой.
— Нет, нет! Обещаю! Без вашего разрешения я ничего не буду делать. Ведь вы же могли погибнуть! — Она отвернулась и снова заплакала.
Я сказал:
— Что-то очень уж долго Памела ищет ложки.
Стелла оглянулась на меня и улыбнулась через силу:
— Вы спасли мне жизнь, — прошептала она.
— Да знаете, почему-то жалко было бы, если бы вы с ней расстались!
Стелла улыбнулась еще шире, щеки порозовели, черты лица смягчились, и вышколенная, сдержанная воспитанница мисс Холлоуэй исчезла. Наши взгляды встретились, и Стелла вспыхнула. Застеснявшись, она больше не произнесла ни слова, пока не вернулась Памела.
Держа в руке гоголь-моголь, Стелла улыбнулась Памеле:
— Я залезла к вам в дом, как воришка, а вы на меня не сердитесь.
— А вдруг капитан вас хватится? — воскликнул я, только тут о нем вспомнив.
Стелла тихо призналась:
— Он считает, что я сплю у себя в комнате.
— Лучше мне поскорее вас отвезти.
Но Памела воспротивилась:
— Ей нужно немного отдохнуть. Пусть поспит часа два, это все равно ничего не изменит. Вам не будет страшно в моей широкой постели? — обратилась она к Стелле.
— Конечно, нет, вместе ничего не страшно.
— Хорошо, значит, я жду вас через два часа, — согласился я и спустился вниз.
По-видимому, Памела отперла в детскую дверь и зажгла там свет. Окно и дверь в сад были широко распахнуты, створка окна громко хлопала на ветру, а занавески развевались, как бешеные. Я осмотрел проволочную ограду. На калитке болтался ржавый засов. На нем висел запертый замок. В свое время я легкомысленно вбил этот засов прямо в крошащуюся известковую стену. Стелле не составило труда вырвать засов и войти в детскую. Я старался представить себе весь ход событий вчерашнего вечера. Как Стелле удалось обмануть деда? Ах да, ведь вчера была пятница, а по пятницам он уходит в гости. И угораздило же нас именно в пятницу оставить дом без присмотра! Но как Стелла узнала, что мы уехали? Разве мы строили свои планы при ней? Что это? Какая-то дьявольщина или просто случайность? И что заставило меня броситься из Бристоля домой?
На спинке стула висели пальто и платье Стеллы, тут же лежал ее берет, под стулом стояли туфли Я собрал ее вещи. Держа в руках эту легкую ношу, я вдруг ощутил себя счастливым. Стелла спасена! А ведь могла лежать под скалой, бездыханная. Я отнес ее одежду к себе в кабинет, закурил и уселся у окна, откуда была видна дверь в комнату Памелы.
Несмотря на сильный ветер, было тепло. Сейчас ветер уже не завывал, здесь на просторе он носился свободно и буйно. Затуманившуюся луну окружало золотистое кольцо. Маяк на южной оконечности мыса освещал своими лучами расходившуюся стихию. Я понаблюдал за вспышками луча, уяснив в конце концов, с какой регулярностью он работает. Время от времени его свет падал на пенистую гриву буруна. И тогда из морских глубин взмывало серебристое чудовище. На секунду луна показалась во всем своем блеске и осветила сражение воды и ветра — ревущую мятежную стихию. Хоть злые силы и разбушевались, ночь была великолепна.
Дверь Памелы открылась. Сестра вышла, прикрыла дверь за собой и, нервно поглядывая вправо, быстро перебежала площадку.
— Родди, — спросила она, — что, внезапно похолодало?
— Нет, — вскинулся я, — а в чем дело?
— В мою комнату опять пополз этот леденящий холод.
Я сунул ей в руки одежду Стеллы.
— Выводи ее из дома! Быстро! Оденетесь потом!
Стоя на площадке лестницы, я ждал их и наблюдал за дверью мастерской. Не знаю, может быть, на ее белой поверхности отражался горевший на лестнице свет, но только я видел какую-то светящуюся туманную дымку, и дымка эта шевелилась! Она расползалась, растекалась по двери. Меня сковал холод, к горлу подступила тошнота, и я крикнул Памелу. Они со Стеллой появились тотчас же, и мы бегом спустились в холл. Стелла была в пальто, а Памела в одном халате.
— Возьми пальто, — сказал я сестре, и она побежала к стенному шкафу.
Вдруг Стелла ахнула и прижалась ко мне. Я пригнул ее голову, чтобы она не увидела того, что видел я.
— Выходи через заднюю дверь! — крикнул я Памеле, но она уже устремилась к парадному входу, открыла его и захлопнула двери, когда мы все очутились во дворе. Мы стояли на лужайке под порывами ветра, крепко держась друг за друга. Даже и здесь я никак не мог справиться с охватившим меня ужасом. Еще секунда, и туман на лестничной площадке превратился бы в женскую фигуру — в высокую женщину с ледяным взором.
Сидя между нами в машине и все еще дрожа, Стелла созналась:
— Я снова испугалась.
Никто из нас не ответил ей. Что было сил я гнал машину вниз по дороге. Только когда мы достигли перекрестка я пришел в себя и поехал медленнее. Отсюда уже видны были дома Биддлкоума, и, въехав под сень дубов мы с Памелой закурили.
— Что вы видели? — со страхом спросила Стелла.
— Струйку беловатого тумана, — ответил я и спросил в свою очередь, как она предполагает, что ждет ее дома.
— Я надеюсь, что попаду к себе в комнату, не разбудив дедушку, — сказала она и сконфуженно, но решительно объяснила нам, как она обставила свой побег.
— Я солгала ему. Сказала, что у меня болит голова и лучше я лягу. Попросила не будить меня, когда он вернется из гостей. Он даже чуть не остался дома, так его встревожила моя головная боль. Да и сам он чувствовал себя неважно, но его другу — капитану Паско всегда становится скверно во время шторма, он страдает от одиночества — ведь его корабль погиб. Вот дедушка и решил все-таки поехать к нему. А я вела себя ужасно — как предательница. Поделом мне, если ко мне никто никогда больше не будет хорошо относиться.
Она замолчала, и мы поехали дальше. Памела посоветовала мне остановиться, не доезжая до Уилмкота.
— А вдруг капитан сторожит! — сказала она.
Я остановился, и она вышла из машины. Стелла опять принялась плакать, очень тихо.
— Родерик, — проговорила она, — вы меня правда простили? Я обещаю, что никогда больше не
