смотрите Кто есть кто среди писателей». Мы схватили справочник «Кто есть кто». Ага, вот он: «Гаррет Ингрем. Член Ирландской коллегии адвокатов». Тридцать лет и уже множество достижений в самых разных областях.
— Видимо, он из тех дублинских юристов, — заключил я, — кто, за что ни берется, во всем достигает совершенства — об их настоящей профессии даже забываешь.
Пьесы Ингрема уже шли в театре, выходили сборники его стихов, он успел издать труд о веджвудском фарфоре, собирателем коего являлся, и еще один — вместе с миссис Ингрем, своей матерью, «О пигментации георгинов». Вдобавок ко всему этому он выпустил монографию под названием «Анализ парапсихологических явлений».
— Надеюсь, он не любитель доказывать, что дважды два — четыре, — сказала Памела. — Если мне снова начнут растолковывать: «Успокойтесь, все это — плод вашего воображения», я не выдержу.
— Нет, такого нам Макс не подсунет, — возразил я. — Во всяком случае, этот Ингрем обязан знать, как проводить спиритические сеансы, хотя должен сознаться, я уже сильно сомневаюсь, следует ли нам их устраивать.
— Зато я не сомневаюсь, Родди.
— Чувствую.
— Но тем не менее я рада, что знаю, чем это может нам угрожать.
— Как бы я хотел, Памела, чтобы ты в этом деле не участвовала, а предоставила все нам троим.
Памела покачала головой:
— Перестань, Родди, прошу тебя.
— Я действительно боюсь, Памела, это не для тебя.
— Послушай, Родди. — Памела остановилась передо мной и посмотрела мне прямо в глаза. — В данном случае ты не несешь за меня никакой ответственности. Ведь я могу, если захочу, решиться на любые опыты — просидеть, например, всю ночь на лестнице — это, кстати, может дать результаты. Только ничего хорошего не будет, если мы начнем действовать в одиночку. Я обещаю не пускаться ни на какие эксперименты, пока мы с тобой заодно, но не воображай, что ты можешь исключить меня из каких-либо совместных действий.
Мне ничего не оставалось — я посмеялся и уступил.
— Слушаюсь, командир!
Решительность Памелы приободрила меня. Раз она в таком настроении, ничего плохого с ней случиться не может. На душе у меня полегчало. Готовиться к атаке на врага в содружестве с двумя удальцами, да притом еще и мозговитыми, было заманчиво. Если даже наш сеанс ни к чему определенному не приведет, мы, во всяком случае, всколыхнем психологическую атмосферу в доме, неизвестно кем и чем созданную. Если мы все вместе или парами будем вести наблюдение ночи напролет, мы что-нибудь да обнаружим, а там уж «чем хуже, тем лучше», как говорит Памела.
До обеда мы с ней долго копались в саду. Я был рад поупражнять мускулы и гадал, как же обходятся люди, попавшие в положение вроде нашего, если им негде и нечего копать? Через некоторое время Памела совершенно преобразилась.
— Ты, наверно, прав насчет Стеллы, — сказала она после обеда. — Я ужасно расстроилась, когда съездила к ним. Вероятно, на меня повлияло и то, что в Уилмкоте так мрачно. Когда Стелла оттуда вырвется, она снова станет прежней. Только не надо бы ей ехать к мисс Холлоуэй. Я неопределенно хмыкнул:
— Может, это ненадолго.
В голове у меня роились планы побегов и похищений, но я не спешил делиться ими с сестрой.
Наше хорошее настроение улетучилось, когда неожиданно явился Скотт. Он пришел пешком, измученный, угрюмый, плюхнулся в кресло и устремил обличающий взгляд на Памелу:
— Какого черта вы не можете оставить Стеллу в покое?
Нас словно холодной водой окатили.
— Из-за вас все, чего я добился, пошло прахом. Она хуже, чем была, старик тоже. Ни один врач не в состоянии им помочь. Капитан плюет на мои рекомендации, а о консилиуме и слышать не желает.
— Для кого консилиум? Для Стеллы? — перебил я его.
— Нет, пока для капитана. Мне пришлось прислать ему сиделку. Я говорил ему, что…
— А что со Стеллой? — не выдержал я.
— Я бы и сам хотел это знать! Опять на нее что-то накатило, да еще почище, чем прежде.
— Но когда я уходила, она была абсолютно спокойна, — удивилась Памела. — От всего отрешенная и прекрасно владеющая собой.
— Нечего было вам к ней ходить.
— Но меня просил капитан.
— Лучше бы он сперва позвонил мне.
— Вы бы согласились.
— Но успел бы предупредить вас, чтобы вы ее не волновали.
— А я и не волновала!
— Ну не знаю! — не сдавался Скотт. — Одно могу сказать: когда я заходил к ним часов в десять утра, Стелла крепко спала. Но проснувшись, по словам капитана, начала рыдать, скандалить и умолять, чтобы он разрешил ей повидаться с вами. А уж когда вы ушли, пришлось вызывать меня, и я застал ее черт знает в каком состоянии.
— В каком? — вскричал я. — Вы же нам ничего не объяснили! Будьте добры, расскажите подробней Дать вам бренди?
— Нет, спасибо. В каком состоянии? В точности как ребенок, на которого нет управы. Бегала по комнате в одном халате. Собой не владела совершенно. Кричала, что не хочет глотать таблетки, не хочет больше оставаться дома и не желает ехать к мисс Холлоуэй. Казалось, все внушает ей страх — и я, и комната, и дед. Когда он поднялся к ней со мной, она на него прямо набросилась. Бедняга был потрясен, слова не мог вымолвить. Я уверен, до сих пор она ни разу в жизни не смела ему грозить. А тут накричала на него, а потом ударилась в слезы. Боже, как я с ними измучился.
— Вы просто опоили ее снотворным, и она ничего не соображает, — заявил я.
Доктор огрызнулся:
— А вы бы хотели, чтобы она не пила лекарств и свихнулась?
— Но после ухода Памелы она спала?
— Да, три часа.
— И заснула без снотворных.
— Капитан говорит, что да.
— А проснулась в таком состоянии? Странно!
— Какая-то дьявольщина!
Я предпочел бы, чтобы Скотт выражался более осмотрительно.
— Главное, утром она же была само смирение, сама покорность.
Скотт кивнул:
— Да, я знаю. Просто непостижимо. Должен сознаться, что я в растерянности.
— Она вам не говорила, что ее раздражает? — спросил я.
— Ее раздражает все! Она восстает против всех и вся. Просто сама не своя, ее не узнать. Можете вы себе представить буйствующую Стеллу? Выкинула в окно цепочку с медальоном. Нарочно швырнула на пол безделушку и разбила ее.
Это действительно было непостижимо. Я увидел что Памела насторожилась:
— Какую безделушку? — спросила она, словно это имело значение.
Но тут же я все понял.
— Гипсовую статуэтку своей матери, — пояснил Скотт.
Памела в ужасе посмотрела на меня. Я сказал:
— Боюсь, Скотт, что все это очень серьезно.
— А я что говорил? — сердито ответил он. — И разве не понятно, что послужило причиной? Ваш визит Памела. Ее словно в разные стороны тащат — с одной стороны капитан и все ее воспитание, с другой — вы и «Утес», который, непонятно почему, имеет для нее такую притягательную силу. Да еще все здешние
