ее высмеяли и выжгли! Жаль, у нас нет шампанского!
Радость победы пьянила меня и Памелу, и головы наши кружились от возбуждения, как обычно бывает после удачной борьбы с пожаром, но Стелла, совершенно измученная, бессильно лежала в кресле Лиззи.
— Нам испортили ужин! — возмутилась Памела. — Придется снова варить яйца.
Виски приветливо принял гостей, ввалившихся к нему в столь неурочный час. Ласково и громко мурлыча, он потерся о каждого из нас по очереди, а потом улегся на коленях у Стеллы и начал лизать ей руку — высшее проявление благосклонности. Стелла ухитрялась гладить его и одновременно справляться с ужином, стоявшим перед ней на подносе.
— В этот раз Лиззи уж точно решит, что здесь побывал дьявол, и не ошибется, — заметила Памела. — Подумай, Родди, все твои одеяла сгорели, и коврик у камина, и наш чудесный ковер на лестнице. Ну и напасть!
— Неважно, — отмахнулся я. — Все это застраховано.
Памела хмыкнула:
— Страховка не предусматривает оплату умышленно нанесенного ущерба, а я могу поклясться — тут был умысел.
— Ты хочешь сказать — прощальный привет от Мери? Пусть кто-нибудь попробует это доказать!
— Без Ингрема не докажут!
— Да, кстати, — вспомнил я, подвигая Памеле чашку, чтобы она налила мне еще чаю. — Теперь Ингрем может приехать сюда на Рождество!
Струйка чая потекла мимо чашки на блюдце. Памела опустила чайник на стол и уставилась на меня:
— Ингрем? На Рождество? О чем ты говоришь? Ничего не понимаю.
— Разве я тебе не рассказывал?
— Нет!
— Неужели? Не говорил, как он напрашивался, чтобы мы пригласили его зимой, если еще будем здесь? Ловко это у него получилось!
— В первый раз слышу.
— Господи! Может, я не сказал тебе и о том, что он зовет тебя лететь с ним в Ирландию?
— Правда?
— Ей-богу!
— Лететь? Вместе с ним? В Ирландию? Ну, знаешь, ты просто негодяй! Даже словечком не обмолвился! Не передал приглашение!
— Да это еще не приглашение! — Я пытался оправдаться тем, что не придал значения выдумке Ингрема, так как был уверен, что для Памелы это совершенно неважно.
— Да, ты прав. Совершенно неважно, — согласилась Памела. — Хочешь еще бутерброд?
Она поднялась и нацарапала Лиззи записку: «Все благополучно, но не будите никого, пока кто-нибудь из нас не позвонит».
— Пусть не поднимает нас раньше времени, вот это действительно важно, — сказала Памела, чем-то необычайно обрадованная.
Я повернулся к Стелле и увидел, что она крепко спит в кресле.
В верхних комнатах было еще полно дыма. Мы перенесли вниз наши вещи, постелили Стелле на кушетке в гостиной, а Памеле расставили тут же походную кровать, причем сестра заметила, что способна заснуть, даже если ее прицепят к бельевой веревке. Стелла так и не проснулась окончательно, когда мы переводили ее из кухни в гостиную. Я спал в детской, и, что бывает со мной нечасто, мне приснился необыкновенный сон. Мне снилось, будто я купаюсь в светящемся море.
Меня разбудил кот. Мягко, но увесисто он переступал лапами по одеялу у меня на груди. Самодовольно уставившись мне в лицо круглыми глазами, он замурлыкал и помахал золотистым хвостом. Глядя на него, я старался сообразить, действительно ли произошло все то, что всплывает в моей памяти? Но не зря же я сплю в детской, не зря здесь оказался излучающий благополучие кот, который раньше чурался этой комнаты, а вот и моя одежда, покрытая копотью. Значит, все правда — и Кармел, и Мери, и пожар, и то, что Стелла меня поцеловала.
Я соскочил с кровати, чтобы при дневном свете посмотреть на последствия пожара, вышел на лестницу в сопровождении кота и увидел Лиззи, хлопотавшую с ведром и щеткой. У нее по щекам катились слезы. Однако при виде Виски скорбь на ее лице мгновенно сменилась ликованием.
— Мне и в голову не могло прийти, что он у вас! — воскликнула Лиззи. — Я думала, он со страху вовсе удрал из этого дома, и я никогда больше его не увижу. — Она медленно выпрямилась и прижала кота к груди. — Да я его и ругать бы не стала, — заявила она. — Здесь ни одна христианская душа не выдержит, не то что кот. А где мисс Памела? Что тут у вас стряслось?
— Лиззи! Более благочестивого дома, чем наш, вам не сыскать во всем христианском мире! — торжественно заверил я ее и отправился в ванную.
Пока я одевался, я слышал, как встают Памела и Стелла. Меня снова охватило ощущение, что всего этого просто не может быть. Я выглянул в окно на сверкающий, омытый дождем мир. Сквозь рассеянные ветром клочки туч светило солнце. В комнату ворвался запах вереска и звонкое пение жаворонков. Спасшее Стеллу дерево тихо покачивало ветвями — какое оно дружелюбное! Я вспомнил, как весело начиналась здесь наша жизнь, как потом над нами нависла мрачная тень, и подумал о новых надеждах, таких ослепительных, что я даже не смел в них верить. Вскоре ко мне постучалась Памела.
— Ну как ты, Родди? Стелла приняла ванну, и я уложила ее в постель у себя в комнате. Позвони-ка в больницу, ладно? Если Стелле не надо ехать к деду, ей лучше сегодня полежать. Она на самом деле смертельно устала.
— Ты знаешь, на что она решилась вчера ночью?
— Знаю только, что она метнулась за тобой в мастерскую, прямо сквозь огонь. Ох, Родди! Как ты нас напугал!
Я рассказал Памеле, как Стелла отважилась пойти одна в детскую. Слушая меня, Памела смотрела в окно.
— Значит, она успокоила свою мать и отпустила ее, — тихо прошептала Памела. — Больше у нее нет нужды любить привидение.
— Да, больше нет.
— Ну, я рада!
— Правда?
— Счастлива! Счастливей, чем когда-нибудь. А теперь я пошла в ванную.
«Как жестока природа к старикам», — думал я, спускаясь к телефону. Капитан не может разделить нашу радость. А ведь он прожил честную, благородную жизнь, не щадил себя, заботясь о других, и что же? Его кончина ни для кого не явится невосполнимой утратой. В конце концов он стал жертвой той зловещей паутины, которую плела его дочь. Я от души жалел его, но жизнь и природа были на нашей стороне — к радости моей и Стеллы.
Капитан медленно угасает, объяснили мне. Сознание к нему не возвращалось. Сейчас у него хирург. Ждут доктора Скотта и попросят его позвонить мне.
Да, нам будет о чем поговорить со Скоттом!
Я был голоден, как кровожадный викинг.
— Лиззи! — крикнул я. — Завтрак на троих в комнату мисс Памелы!
Взбежав по лестнице, я постучал в дверь, и голос Стеллы ответил:
— Войдите!
Она казалась очень маленькой в большой кровати Памелы и очень бледной в кремовой кружевной кофточке моей сестры. Я передал ей свой разговор с больницей, и глаза ее наполнились слезами.
— Если бы он еще хоть немного пожил, — сказала она задумчиво, — теперь, когда я все знаю! Правда, мне пришлось бы все время его обманывать, а он, по-моему, предпочел бы этому смерть.
По щекам ее покатились слезы. Я утешал ее, как мог, и потребовал, чтобы в честь доброго утра мне
