внимания детской преступности. Это была классовая организация, карающая малолетнего преступника как суд особой подсудности. Комиссия — это учреждение педагогическое, находящееся в системе народного просвещения, его задача — организация среды как основы медико-педагогического воздействия.
Неверен, на наш взгляд, анализ причин, вызвавших увеличение количества дел детей из семей. Конечно, суть не в том, что увеличился и углубился охват работы: всюду в комиссиях сильно сокращены штаты, общественность далеко не привлечена к этой работе, при помощи каких живых сил мог увеличиться охват? Тут дело гораздо глубже: комиссия — это до известной степени барометр состояния детства, а следовательно, и некоторых групп общества как воспитательного деятеля. Значительные группы бывшего «общества», не принявшие искренне Октябрьскую революцию, а только подчинившиеся диктатуре пролетариата, остались без определенного мировоззрения, а следовательно, без уверенной воспитательной системы. Такая семья перестала быть воспитательной средой. Она не может дать ребенку старой моральной нормы, но в то же время противодействует новой. Выпадение несовершеннолетнего из такой семьи — явление вполне естественное и даже социально здоровое, но в некоторых случаях, под влиянием случайных причин, такое выпадение приводит к правонарушению. Процесс этот был замечен комиссиями в таких семьях года два тому назад: мать торгует, мать машинистка, вдова присяжного поверенного, иногда отец рабочий, а мать торгует.
Процесс этот гибок и серьезен, его должны учесть комиссии в своей работе, а объяснять увеличение правонарушений углублением работы и большим охватом детства просто несерьезно и отдает казенным оптимизмом. В статье это место к тому же неудачно сформулировано, и получается такое впечатление, что большой охват и углубление работы явилось причиной увеличения правонарушений.
В таких же розовых тонах рисуется передача дел подростков старших возрастов суду. Дело не в том, что не было соответствующих учреждений для перевоспитания подростков старше 16 лет, а в том, что в интересах государства в отношении к подросткам старших возрастов, часто участников банд и контрреволюционных выступлений, пришлось педагогическое воздействие заменить мерами социальной защиты.
Есть еще несколько неудачных мест: не нужно, на наш взгляд, говорить о том, что съезды ВКОНа [ВКOH = Всеукраинская комиссия охраны прав несовершеннолетних] квалифицировали местных работников, эти съезды имели более серьезное значение лаборатории, в которой создавалась теория и методика работы.
Статья производит впечатление незаконченной, необходимо в заключение дать основные положения пятилетнего плана работы комиссий. Особенно важно было бы подчеркнуть новую ориентацию на широкое привлечение к работе комиссий советской общественности.
II. «Законодательный и инструктивный материал для комиссий по делам несовершеннолетних»
Хорошо составлена вводная статья, она дает точные определения коротко, убедительно. Не везде удачно переведено, необходимо сверить с подлинником и исправить неудачные в переводе места. На наш взгляд, каждой группе законодательных актов надо дать короткие вступления, характеризующие этот материал с точки зрения практики комиссий. Нужно дать каждой группе актов подзаголовок и поместить его в оглавлении.
III. «Программа и методика социального обследования и схема врачебного обследования несовершеннолетних»
Вступительная часть программы (с. 63–65), которая должна дать общую установку, изложена неудачно, слабо со стороны языка и небрежно со стороны содержания. Остановимся в первую очередь на самом важном месте вступления о значении социального и биологического факторов, ибо именно это место должно дать основные установки комиссии, всей ее работе, в особенности для сравнения старых и новых методов. Но оно изложено таким образом, что способно привести к недоразумениям. С одной стороны, утверждается, что для марксистской педагогики недопустимо исходить из положения, что «источник активности — в самом субъекте» (с. 64). Это выражение, оставляющее желать лучшего, а через две строчки после этого такая фраза: «Было бы все-таки неверно вообще отбросить биологический фактор. Мы считаем, что биологические особенности, те или иные дефекты в этой сфере усложняют ее [личности] поведение» (с. 64).
При таком сложном отношении между социальным и биологическим факторами не мешало бы посвятить этому вопросу более пространное и более убедительное место и дать совершенно точные формулировки, иначе останется неясным, какой из этих двух факторов является решающим, тем более что в дальнейшем изложении программы читаем: «Мы должны указать определенное место для биологических элементов (анатомо-физиологических, внутренних), как и для тех, которые мы назвали окружением [средой]» (с. 64).
Если мы должны указать только определенное место как для того, так и для другого факторов, то, очевидно, вопрос об их отношениях у нас далеко не решен, потому что может оказаться, что определенное место для биологического фактора будет как раз главным местом. И поэтому совершенно уже без достаточного основания программа вдруг заявляет: «Таким образом, мы должны обследовать в первую очередь это окружение» (с. 64).
Почему же обязательно в первую очередь нужно обследовать окружение? Оба фактора в изложении программы совершенно неаргументированны в отношении друг к другу.
Кроме того, совершенно неверно говорить о биологическом факторе только в том случае, если наблюдается картина каких-либо биологических отклонений. Такое утверждение представлялось бы не совсем грамотным даже по данным нашего опыта, не говоря уже о научной логике. Можно привести в качества примера два комплекса, наглядно доказывающих, что усложнение социальной обстановки влиянием биологических факторов происходит не только тогда, когда в биологической сфере наблюдается нездоровое уклонение — дефект.
Так, например, повышенное ощущение личности, в общем, явление совершенно здоровое, приводит к слишком энергичному, бурному протесту и часто ведет к правонарушению. Более защитное приспособление личности к той же обстановке скорее нашло бы менее болезненные пути. Особенно любопытно, что автор приводит пример такого именно выпадения из семьи на с. 160.
Другой пример: физическая сила, ловкость, сообразительность, изобретательность в известном случае закрепляют у несовершеннолетнего антисоциальный уклон, поскольку они приводят к более частым успехам в различных предприятиях — положение вожака, лучшее обеспечение, некоторое удовлетворение властолюбия и славолюбия.
Именно это обстоятельство — возможность социального выпадения при самых благоприятных биологических условиях — позволяет современной советской педагогике считать главным фактором социальный. Поэтому говорить о значении только дефектов (биологической) конституции — значит именно сбиваться на старую дорожку теории о прирожденной преступности.
Вообще же говоря, педагогу (а не социологу и не биологу) можно рассматривать поведение только как продукт индивидуального случая в комбинировании социальных и биологических условий. Вступление к программе решительно забывает об этой необходимой гармоничности нашего материала и нашей методики.
Да и весь материал к «руководству» представляет нечто органически разделенное на две совершенно самостоятельные части. Отдельно написана программа педагогического обследования и совершенно независимо от нее — программа врачебного. Та и другая программы не только не связаны между собой, но в самой логике противоречат друг другу, и врачебная программа предлагает изучение совершенно уединенной личности и при этом на базе чрезвычайно оригинальной методологии: «Несмотря на отсутствие специфических рефлексологических методик, можно и с помощью старых психологических методов выявить совершенно объективные моменты» (с. 111).
Спрашивается, кто и где будет связывать в одно целое эти два совершенно различных наблюдения, одно, основанное на базе новой социологии, а другое — на базе старой психологии? Очевидно, надо рассчитывать только на то, что связывание этих двух совершенно отдельных работ будет произведено только на заседании комиссии. Такой способ может привести и конечно приводит на практике к тому, что все эти акты обследования имеют только значение архивных материалов, а дело решается на основании
