подозрительным показался кубический метр.
Посмотрели мы с недельку на эти земляные работы и головы повесили: при таких темпах дорогу окончат не раньше конца пятилетки. Еще прошла неделя. В общем собрании заговорили:
— С такой работой нечего возиться. Либо бросить все дело, либо искать новых рабочих.
— А где ты их найдешь?
Пришел в собрание и десятник с дороги и сказал:
— С дорогой плохо, прямо вам говорю.
Кто-то из коммунаров спросил:
— А если бы нам взяться за дело?
Десятник улыбнулся высокомерно:
— Что вы, разве это детская работа?
— Какие мы дети! — обиделся Грунский. — Хорошие дети…
— Сколько там у вас больших, а малышам будет трудно. Знаете, земляная работа, она…
Так собрание и кончилось ничем. У себя я сказал десятнику:
— Жалко, разумеется, отрывать ребят от производства, но вы знаете, если бы ребята взялись, за шесть дней выемку бы окончили.
Десятник и теперь не поверил, а через три дня снова пришел ко мне и сказал:
— Что ж, надо прекращать работу. Это волынка обходится дорого, и к осени дорогу не окончим.
— А не потрубить ли нам, Василь, совет? — спросил я Дорошенко.
Дорошенко подумал, подумал:
— Насчет дороги? А как же с промфинпланом будет? На дорогу нужно не меньше десяти дней.
— Десять дней? — удивился десятник. — Голубчики мои, да это ж прямо чудо… Давайте…
— Потрубить можно, что ж, — сказал Василь.
Потрубили. Командиры задумались:
— Десять не десять, а на неделю придется закрыть производство.
Соломон Борисович разволновался до истерики:
— И что вам в голову приходит? Откуда такое приходит в голову? Десять дней, это по себестоимости на сорок тысяч рублей продукции. Что такое? Вы соображаете своей головой?
— А если останетесь совсем без дороги? — сказал десятник.
— Как без дороги? Без дороги нельзя…
— Соломон Борисович, — сказал кто-то, — если мы не выполним промфинплан, тогда можно будет в июле лишний час прибавить, да мы и так выполним…
— Надо не выполнить, а перевыполнить…
— И перевыполним…
— Ну, делайте как хотите, — сказал Соломон Борисович.
Совет командиров постановил: отдать на дорогу одну пятидневку за счет производства и за счет учебы, — значит, по 8 часов в день. В школе у нас дела шли хорошо.
— А лопаты будут? — спросил я десятника. На сто пятьдесят человек!
— Да я вам не только лопаты, я вам черта достану, только помогите.
Совет командиров немедленно отправился на дорогу и разделил всю выемку на двенадцать частей — по числу отрядов, пацанам и девочкам дали более мелкие части выемки, кто постарше — глубокие. Вышло на каждый отряд по сорок с чем-то метров погонных.
Филька посмотрел на свой участок и сообразил:
— По два с половиной метра на пацана, а глубина тут сантиметров тридцать… Ого…
В следующие дни линия дороги была похожа на какой-то фейерверк земляных бросков. По сторонам линии все росли и росли земляные валы, коммунарские головы все глубже и глубже уходили в землю. Через три дня четвертый отряд окончил свой участок и перешел на участок девочек, а девочек упросили отправиться на помощь пацанам.
— Там вам легче, здесь высоко бросать нужно…
Все-таки за пятидневку не окончили, пришлось истратить и выходного дня половину.
Но к вечеру в выходной пришел ко мне десятник и сказал, захлебываясь:
— Это же замечательно, честное слово, я никогда такого в жизни не видел… Это же замечательно, ей-богу, это прямо замечательно!..
Был тихий и теплый вечер. Коммунары прогуливались по вырытой выемке, и Сопин декламировал:
— Пацаны — это тебе кадры! Это не какая-нибудь мелкая буржуазия из Даниловки…
В первых числах апреля еще волнения — перевыборы совета командиров.
За месяц вперед началась кампания по перевыборам. Комсомольское бюро часто и ужин пропускало за этим трудным вопросом. А вопрос был действительно трудным: новому совету командиров предстояли большие дела — тяжелый промфинплан, постройка, конец учебного года, кавказский поход. Дорошенковский созыв, по мнению бюро, растрепал коммуну; воров завели, потеряли Воленко, разболтали пацанов, не сумели крепче связаться с инженерами, проектировавшими новое производство. Только и заслуг было, что приступили к дороге. И в бюро и среди актива все высказывались за крепкий состав совета:
— Надо выбирать таких, чтоб корешкам не смотрели в зубы.
В некоторых отрядах не нравились такие идеи. Литейщики и кузнецы доказывали:
— У нас все одинаковы. Кого отряд выдвинет, тому и будем подчиняться.
На избирательном общем собрании споров не было.
Бюро выдвинуло еще одно предложение: не избирать отдельно дежурных по коммуне, а дежурить командирам по очереди:
— А то у нас так: дежурный на части разрывается, а командиры смотрят — пускай себе. А вот когда он будет знать: сегодня этот дежурит, а завтра я, так у него другой порядок в отряде будет.
Против этого никто не возражал — в самом деле — да и начальства меньше. Это постановление имело в дальнейшем огромное значение. Коммунары в коллективе сделались с тех пор действительными руководителями нашего коллектива.
Собрание выбрало таких кандидатов:
Первого отряда — Землянский
Второго — Швыдкий
Третьего — Ширявский
Четвертого — Клюшнев
Пятого — Похожай
Шестого — Кравченко
Седьмого — Дорохов
Восьмого — Студецкий
Девятого — Сергиенко
Десятого — Вехова
Одиннадцатого — Пихоцкая
Секретарем совета командиров выбрали Никитина, подчеркивая этим избранием большие задачи нашего самоуправления. Никитин — самый старый коммунар, пребывавший командиром несколько раз. Он до сих пор находился как бы в покое, и выбирали его только в самые ответственные комиссии. Никитин — человек, прежде всего, суровый, во-вторых, Никитин знает все
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
14. Положение на фронте
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
