Выезжая на трассу, она посмотрела в зеркало заднего вида – джип так и стоял на обочине. Темная фигура почти терялась на фоне черного корпуса автомобиля.
Ей показалось, что он помахал ей рукой, но, скорее всего, просто почудилось.
Вяземский опустил руку.
Хлопнула дверь, с водительского места выбрался Олаф, подошел и встал чуть позади шефа.
Сунув руки в карманы ветровки, Ян задумчиво пнул ногой камешек, и сказал, глядя вслед «Гольфу»:
– Олаф, будьте так любезны, узнайте о нашей милой гостье все, что возможно.
Утро Вяземский решил посвятить визитам, о чем и сообщил Олафу с Владимиром.
Персонал «Nivva Ltd.» уже привык к постоянным отлучкам своего загадочного шефа, Олафа офисные труженики побаивались, а во Владимире женская часть компании души не чаяла. А потому все, оставшиеся в конторе, готовы были грудью встать на защиту деловых интересов предприятия.
Что, разумеется, Вяземского и Олафа более, чем устраивало. Правда, подбирать персонал пришлось долго и упорно, но затраты, в итоге, стремительно окупались.
Но сейчас Вяземский в последнюю очередь думал о делах фирмы.
Он смотрел на своего начальника службы безопасности.
Олаф с сомнением глядел на обшарпанный подъезд стандартной московской девятиэтажки из тех, что стремительно вырастали, образуя спальные районы, в 70-х годах двадцатого века.
– Да уж. Никак не мог предположить, что такой персонаж, как Дольвего поселится в подобном, – он пошевелил в воздухе пальцами, – жилище.
– С вашим то опытом, уважаемый, могли бы уже знать, что как раз такие персонажи и выбирают самые неприметные убежища, – поддел норвежца Вяземский.
– А я понимаю, понимаю, шеф. Сам бы что-нибудь подобное организовал, правда, пути отхода здесь, пожалуй, несколько непродуманные. Но это не значит, что я утратил способность удивляться.
– Кстати, насчет путей отхода. Угол вон того дома видите? Там, рядом с голубятней, наверняка, какой- нибудь лючок и ход к Приграничью.
– Не щупал, боюсь внимание привлечь, – честно признался Олаф, и нажал кнопку переговорного устройства.
– Володя, видишь зеленую коробку, которую Ян Александрович называет голубятней? Да-да. Так ты походи там рядышком, поконтролируй территорию. Вот и чудненько.
Вяземский уже шел к подъезду, и Олаф поспешил за ним.
Лифт оказался на удивление чистеньким, а выйдя на пятом этаже, они обнаружили на площадке, пролетом ниже, старенький, но отмытый до белизны кухонный столик, на котором кто-то заботливо расставил пластиковые горшки с комнатными растениями. Зелень явно чувствовала себя весьма неплохо.
– Присмотревшись к растениям, Олаф тихонько хмыкнул:
– Ловко. Старая школа чувствуется.
Ян кивнул:
– Да, простенько и со вкусом. Никаких мандрагор и прочей экзотики. Дольвего просто легонько подтолкнул у них уровень эмпатии, и вот она, готовая система сигнализации. Так что, он о нас уже знает.
С этими словами он потянулся к кнопке звонка, Но нажать не успел, дверь уже открывали.
Стоявший в дверях человек был высок и худ. Больше всего он напоминал вышедшего на пенсию учителя, любимого детьми и коллегами – сутуловатый, с внимательным и доброжелательным взглядом больших карих глаз. Сейчас он с любопытством рассматривал гостей поверх державшихся на кончике носа очков в тяжелой пластиковой оправе.
Осмотрев, сделал шаг в сторону, приглашая войти:
– Заходите, не стойте де на пороге.
И исчез в коридоре.
Вяземский с Олафом последовали за ним.
Внутри квартира также напоминала жилище преподавателя или неудавшегося ученого: бедноватая но чистая обстановка, письменный стол, заваленный исписанными листами, потрепанными справочниками и тонкими брошюрками в пожелтевших мягких переплетах.
Хозяин квартиры сел на продавленный диван, кивнул гостям на кресла покрытые красными в зеленую полоску покрывалами:
– Присаживайтесь. Думаю, мне представляться смысла нет. Да и кто вы такие, я знаю. Так что, перейдем сразу к цели вашего визита.
Опускаясь в кресло, Ян аккуратно поддернул штанины безукоризненно выглаженных брюк, вальяжно откинулся на спинку и заговорил:
– Я все же представлюсь, поскольку лично мы незнакомы. Ян Александрович Вяземский. И начальник моей службы безопасности, Олаф.
– Просто, Олаф? – хмыкнул в ответ тот, кого норвежец называл Дольвего.
– Для вас, просто, – сухо подтвердил Вяземский. Сам начальник службы безопасности сохранял вежливо-равнодушное молчание, всем видом показывая, что здесь он исключительно в качестве сопровождающего.
– Слышал я об одном Олафе. Говорили, что этот воин мог оборачиваться медведем. И медведь этот нес только смерть и хаос. Впрочем, – оборвал он сам себя, – это только слухи, которые я слышал много-много лет назад.
– Если не столетий, – негромко сказал Вяземский.
– Если не столетий, – легко согласился собеседник. – Так, может быть, все же перейдем к делу? Я не думаю, что специальный посланник Орена Стражей посетил мое скромное жилище только для того, чтобы поговорить о старых добрых временах.
– Считайте, что это визит вежливости. Как в те самые старые добрые времена, когда было принято наносить визиты соседям, представляться, знакомиться.
– Или когда принято было проверять поднадзорных – негромко бросил в пространство Олаф.
Дольвего стремительно развернулся к нему, выбросил вперед руку, и уткнул в норвежца вытянутый палец с длинным твердым ногтем.
– Ты! Ручной медведь, знай свое место – прошипел он. – Я не давал в моем доме слова выродкам Севера.
Олаф лишь благодушно ухмыльнулся в ответ, и кивнул Вяземскому:
– Хамит. Значит, не боится. Одно из двух, или чистый, или очень глупый.
Вяземский задумчиво почесал подбородок, и обратился к Олафу, так, будто они сидели в комнате вдвоем:
– Наверное, все же, чистый. Во всяком случае, я на это рассчитываю, не хотелось бы начинать пребывание на исторической родине с крови.
И уже резко, ломая рисунок разговора, развернулся к Дольвего:
– Четверо суток назад. В Приграничье волнение было? Отвечать быстро.
Слова хлестнули высокого старика словно бичом. Он резко выпрямился, глаза полыхнули черным пламенем, зрачок, прыгнув, стал вертикальной желтой щелью, окруженной кольцом непроглядной черноты.
В квартире ощутимо потемнело, температура опустилась на несколько градусов.
На Вяземского это не произвело ни малейшего впечатления. Развалившись в кресле, он скучливо произнес:
– Дернешься, убью.
И Дольвего поверил, осел на диване, жуткие нечеловеческие очи снова превратились в усталые глаза доброго учителя на пенсии.
– Чувствовал. Было такое как раз четыре ночи назад.
– Ты знаешь, что в ту ночь произошло.
– Знаю, конечно. Вашего сторожа и убили.
