проследим, чтобы он и в институт поступил.
– А где же он будет жить? – не сдавалась мать. – Кто ему сварит горячее?
Щегодский рассмеялся, сверкнув веселыми огоньками золотых зубов.
– Неужели вам кажется, что наши ребята голодают! Он поселится в общежитии, условия там хорошие, ребята наладили свой быт. И, наконец, неужели взрослый парень нуждается в няньке? Скажи, Олег, неужели ты пропадешь без матери?
Я не знал, что ответить. Мужество сразу покинуло меня. Такого быстрого и такого счастливого поворота событий я все-таки не ожидал. Теперь все зависело от меня, от моего слова. Но слова, как назло, не шли на ум. Я глуповато ответил:
– Как все, так и я. Смешно говорить…
– Вот видите, – подхватил реплику Константин Васильевич, – он сам говорит. Ну, конечно, ваши страхи смешны. Все будет хорошо. Поверьте мне. Да и вы приедете, посмотрите, что и как. Не понравится, Олег вернется в Одессу. Так как – решено?…
– Не знаю, не знаю, – говорила мать, но в ее голосе уже не было уверенности. Она переводила взгляд с меня на отца, видимо, ожидая поддержки. Только откуда же было взяться ей? Ведь мы с отцом уже давно достигли полного согласия и, конечно, не могли отказаться от столь заманчивого предложения. Наконец, мать махнула рукой:
– Делайте, как знаете.
И вот уже наступает день отъезда. Проводить меня пришли многие товарищи по школе и по спорту. Даже вся наша юношеская команда явилась в полном составе, чтобы попрощаться со своим «выдвиженцем». Они гордились тем, что я приглашен в «Динамо», потому что еще никто из нашей юношеской команды не стал игроком команды мастеров.
А мать все плакала. Я старался ее утешить, но это было невозможно. Ей почему-то казалось, что мы расстаемся навеки и что отныне только самые коварные опасности будут подстерегать меня на каждом шагу.
– Я тебе пришлю посылку, Олегонька! – говорила она, всхлипывая.
– Не надо, мама, – упрашивал я ее, – успокойся. Что в этом особенного! Посмотри, как все рады за меня. Ты тоже должна радоваться. Не всякому так везет.
Последние минуты прощания, последние пожатия рук через окошко вагона. Протяжный звон медного колокола. Поезд трогается. И в тот же миг начинается мое служение киевскому «Динамо», которому суждено было продлиться до сего дня. В эту минуту разлуки с близкими, родными, с друзьями что-то сжало и мое горло. В глазах появилась дымка. И я растерялся.
Новые товарищи как могли старались развлечь меня. Павел Иванович Виньковатов, тот самый, которого я мысленно окрестил «танком» вдень кубкового матча между динамовцами и «Пищевиком», подсел ко мне и весело сказал:
– Хочешь конфетку? На вот, съешь.
От этой пустячной фразы я сразу повеселел: вспомнил, как в «Сильве» чудаковатый Бонн говорит всем: ты на меня не сердишься? Скушай конфетку. Любопытно, как выглядел бы Виньковатов, если бы его нарядили в цилиндр и фрак и заставили со сцены повторить рефрен Бонн?
Потом ко мне подошел Петр Дементьев.
– Робеешь, парнишка? Ничего, это скоро пройдет. А вот это ты умеешь делать?
Сцепив пальцы рук, он стал сжимать и разжимать ладони, извлекая из них какие-то звуки. Вскоре я уловил ритм знакомой мелодии. Ну, конечно, Дементьев играл ладонями «Яблочко». Это было до того удивительно, что я вытаращил глаза. Никогда – ни до ни после этого я не видел ничего подобного. Перехватив мой изумленный взгляд, Дементьев вполне серьезно сказал:
– Это что, парнишка, это чепуха, пройденный этап! – И добавил с серьезной миной: – Я сейчас работаю над «Соловьем» Алябьева. Представляешь – «Соловей» на ладонях! Мировой аттракцион. Еще я хочу включить в свой репертуар вторую рапсодию Листа и вступление к «Ивану Сусанину».
Тут уж я не выдержал и расхохотался вовсю. – Что и требовалось доказать, – заключил Дементьев и весело подмигнул мне.
Одним словом, динамовцы отнеслись ко мне чрезвычайно тепло и сердечно. Плохое настроение быстро рассеялось. Меня накормили, хотя в авоське было полно еды, заботливо припасенной матерью. Потом мы пели песни, говорили о предстоящем сезоне и улеглись спать. Утром команда прибыла в Киев. Я был невероятно горд, что вступаю в него динамовцем.
ПРОВАЛ
Меня поселили в одной комнате с Василием Рыбаловым, Александром Щановым и Виктором Жилиным.
– Вот наш дом, – сказали ребята, – он будет и твоим. Распорядок дня мы тебе сообщим. Просьба точно соблюдать его. И еще – поддерживать чистоту и порядок. Это у нас закон!
Уже следующим утром я вскочил с постели как ужаленный: над самым ухом раздался чей-то крик: «Подъем!» Спросонок, от неожиданности, мне показалось, что случилась беда. Увидев мое испуганное лицо, Саша Щанов всплеснул руками:
– Извини, я совсем забыл предупредить, что это обязательная команда. А теперь на зарядку, потом – туалет, уборка и завтрак.
– А где Вася Рыбалов?
– На рынке.
Я еще раз удивился: что ему там делать?
– Ежедневно, – пояснили мне товарищи, – один из нас дежурит. Его обязанность – сходить на рынок,
