переносящим такое оскорбление». Фидель вынес свой вердикт и самому Эрмиде: «Только такой женоподобный субъект, как Эрмида, опустившийся до последней степени половой дегенерации мог снизойти до процедуры подобного рода, неблагопристойной, с отсутствием всякой мужественности»[131].
В истории развода действительно наличествовал не только идейный, но и любовный фактор. Фидель Кастро, несмотря на соблазн и острое желание пообщаться с Натидад Ре–вуэльта, одно время сохранял стоическое терпение и не вступал с любовницей в переписку. Светская львица с «революционным шармом», которая к тому времени успела развестись со своим старым мужем, не выдержала первой. Она написала Фиделю страстное письмо, в котором призналась ему в сильной любви. Свою весточку она передала через мать Фиделя Кастро – Лину Рус, с которой успела познакомиться. Фидель написал ответное послание: «Милая Нати! Шлю тебе нежный привет из своей тюрьмы. Я постоянно помню и люблю тебя… хотя давно уже ничего о тебе не знаю. Я получил то милое письмо, что ты передала с моей матерью, и всегда буду хранить его при себе. Знай, что я с радостью отдам жизнь за твою честь и твое счастье. Мнение света не должно нас волновать, все по–настоящему важное хранится в нашем сознании. Несмотря на всю убогость этой жизни, есть вещи непроходящие, вечные, такие, как моя память о тебе, которая останется со мной до могилы». Между любовниками началась переписка. Причем им было все равно, что их почту читает батистовская охранка. «Ты женщина. Женщина – это самое нежное, что есть на свете… Женщина в мужском сердце – источник священного и неприкосновенного почитания» [132], – писал «железный Фидель» своей возлюбленной. А вот фрагмент другого письма: «Сейчас я с особой силой ощущаю свое заточение и ограниченность в общении с тобой. Сегодня в моей памяти вновь возникли дни, когда я, грустный, опечаленный и униженный чем–нибудь, приходил к тебе. Мои ноги сами вели меня в твой дом, где я находил покой, радость, умиротворение… Краткие мгновения общения с твоей чистой, благородной душой, излучающей живую, радостную силу, были мне наградой за долгие часы горестей и печалей… Не знаю, придет ли это письмо к Новому году. Если ты и в самом деле верна мне, то вспомни обо мне за праздничным столом и выпей за меня стакан вина. А я мысленно буду рядом с тобой. Фидель»[133].
Некоторые источники утверждают, что в этой истории роковую роль сыграл заместитель Эрмиды, Рафаэль Диас–Баларт, брат Мирты, к которому, как к шефу тайной полиции, стекалась вся корреспонденция, приходившая к Фиделю и посланная Фиделем. Диас–Баларт, давно мечтавший избавиться от такого зятя, знал о тайной любовной связи Кастро и Натидад Ревуэльта. Он просто ждал удобного повода. Об этом прямо говорит уже упоминавшийся Сальвадор Лью: «Когда Фидель сидел в тюрьме на острове Пинос, Рафаэль, как заместитель министра внутренних дел, мог контролировать всю переписку заключенных. Он взял письмо для Нати и положил его в конверт для Мирты. А письмо для Мирты положил в конверт, адресованный Нати. Перемена писем и стала причиной развода. Иначе Мирта не расторгла бы этот брак»[134].
Вскоре после развода Мирта Диас–Баларт вышла замуж за Эмилио Нуньеса Бланко – одного из сторонников Фульхен–сио Батисты. После свержения Батисты в 1959 году Нунес Бланко и Диас–Баларт переехали в Мадрид, где прожили более 40 лет. В июле 2006 года Нуньес Бланко скончался после длительной борьбы с болезнью Альцгеймера. К чести Мирты Диас–Баларт она хранила молчание о том, что была замужем за Фиделем Кастро, и об этом в Мадриде знало только ее ближайшее окружение. Она никогда не отзывалась плохо о Фиделе и вообще публично не предавалась воспоминаниям о нем. Она выбрала Испанию, потому что боялась, что в Майами ей может угрожать антикастровская оппозиция. Ее брат Рафаэль рассорился с сестрой и эмигрировал в США. Он умудрился стать одним из самых близких друзей свергнутого конголезского диктатора Мобуту Сесе Секо.
Фидель Кастро, который, по его признанию, с разводом испытал «новую, неведомую ранее жестокую боль», очень старался оправиться от душевных ран. Отвлечься от тяжелых личностных переживаний ему помогали не только книги, но и новое увлечение. В жизни Фиделя начинался новый период эволюции его мировоззрения. Завершилось формирование его представлений об устройстве мира и собственной жизненной позиции. Теперь все его мысли были посвящены идеологической работе по разоблачению режима Батисты, пропаганде революционных идей.
В феврале 1954 года из тюрьмы на волю вышли Мельба Эрнандес и Айде Сантамария. Перед тем как проводить девушек, Кастро дал им соответствующие напутствия. Первым делом он просил их развернуть широкую пропаганду идей, изложенных в речи «История меня оправдает». Но как Фидель Кастро собирался переправить текст своей речи на волю? Передавать из застенков какие–либо воззвания и манифесты не представлялось возможным. Охрана тюрьмы была проинструктирована, что штурм Монкады когда–то начался с «жалких листовок» с надписью «Обличитель», которым полиция сначала не придала должного значения.
И Фидель опять решился на нестандартный ход. Ему помогли книги. Надзиратели привыкли к тому, что литература на имя Кастро приходила часто и в больших количествах. Так же быстро и в таком же объеме она возвращалась на волю. Неизвестно, знал ли Фидель Кастро тогда о том, что в свое время Владимир Ульянов писал «шифровки» своим товарищам на волю молоком, а те потом «проявляли» их при помощи лимонного сока. Фидель пошел по тому же «конспираторскому пути» и восстанавливал текст своей устной речи в суде «История меня оправдает» своеобразным способом: писал его лимонным соком между строками в книгах, которые передавались обратно на волю. Помогала революционерам в этом деле и сводная сестра Фиделя Кастро Лидия. Она передавала книги с зашифрованными текстами девушкам, вышедшим из тюрьмы, а те, в свою очередь, – соратникам Фиделя на свободе.
Фидель настоял на том, чтобы речь напечатали в двух самых дешевых типографиях, общим тиражом в 100 тысяч экземпляров, а затем доставляли прежде всего представителям образованных слоев кубинского общества: журналистам, преподавателям, во врачебные кабинеты и адвокатские конторы. Он предупредил, что нужно соблюдать такие же правила конспирации, как будто бы речь идет о партии оружия. Фидель специально поставил задачу отпечатать такое, немыслимое на первый взгляд, количество экземпляров речи. Он намеренно завышал планку, которую нужно было преодолеть. Второй задачей, которую поставил Фидель своим товарищам на свободе, было создание общенациональной политической организации, которая объединила бы противников режима Батисты.
Новое движение (которое получит название «26 июля», когда Кастро с товарищами выйдут из тюрьмы) должно было «покоиться на трех китах»: дисциплине, которой Кастро уделял первостепенное значение, идеологии, а также твердом руководстве. Будущий лидер революции еще со времен провала операции «Кайо–Конфитес», а потом на примере многих кубинских политических партий и деятелей, «дрогнувших» во время переворота Батисты, понял, что самые благие начинания терпят неудачу в самый ответственный момент. Во многом, по его убеждению, это происходило из–за того, что никто из руководителей не решался взять на себя бремя лидерства, а сторонники, почувствовав их нерешительность и слабину, в мгновение ока превращались в неуправляемую толпу.
Разумеется, давая инструкции товарищам на свободе, Фидель Кастро предполагал, что руководящей основой будущего движения должны стать участники штурма Монка–ды, узники тюрьмы на острове Пинос.
Медлить с созданием новой революционной структуры было нельзя не только потому, что Батиста, посетивший остров Пинос, убедился, что Фидель Кастро не собирается сдаваться, и начал «закручивать гайки» в стране. Именем повстанцев, чьи подвиги на Кубе уже обросли легендами, пытались воспользоваться нечистоплотные политики и деятели в популистских целях. В письме из тюрьмы в апреле 1954 года Фидель Кастро предупреждал своих товарищей: «Следует с максимальной осторожностью относиться к любому намерению наладить координацию с другими силами, чтобы не допустить простого использования нашего имени; потеряв свой престиж, эти силы могут запятнать любую группу, под сенью которой они хотят действовать. Надо не допускать никакой недооценки, не идти ни на какое соглашение, если оно не зиждется на прочной и ясной основе, не обещает вероятный успех и не несет выгоды Кубе. В противном случае предпочтительнее, чтобы вы шли одни, высоко неся наше знамя, вплоть до того момента, когда выйдут из тюрьмы эти прекрасные ребята, которые очень упорно готовятся к борьбе. „В умении ждать, – говорил Марти, – заключается великий секрет успеха“»[135] .
Фидель Кастро писал эти зашифрованные между книжных строк послания своим товарищам, не зная,
