их требования и пожелания. Спокойствие и выдержка Фиделя, как выяснилось, сыграли решающую роль. «Я принимал офицеров гарнизона Сантьяго и глав подпольных группировок города. Ко мне пришли примерно 300 офицеров. 300 офицеров, чьи войска защищали Сантьяго!
Я долго говорил с ними. Рассказал о нашем соглашении с генералом Кантильо, которое он не выполнил. Рассказал о предательстве. Офицеры решили нам помочь и перешли на нашу сторону»[249]. (После победы революции Кантильо был на несколько лет заключен в тюрьму.)
Тем временем в столице были захвачены уже почти все ключевые объекты, а по всей стране устанавливалась новая власть. 1 января 1959 года стало днем рождения новой Кубы. Пять лет, пять месяцев и пять дней – эти «счастливые пятерки» знает сегодня каждый кубинец едва ли не с начальной школы. С 26 июля 1953 года по 1 января 1959 года – это точные даты, это остановившееся в истории время, которое началось атакой повстанцами крепости Монкада, включило в себя почти два года тюремного заключения, почти два года подготовки за границей к новой вооруженной экспедиции и еще два года и месяц победоносной войны.
Глава восьмая
АГРАРНАЯ РЕФОРМА. ФИДЕЛЬ ИДЕТ ВА–БАНК
Антибатистовское движение было неоднородным. В Повстанческую армию пришли люди с самыми различными убеждениями. Их объединяло только желание свергнуть Фульхенсио Батисту.
В этом была уникальность кубинской революции. Впервые в истории многочисленные и отличающиеся друг от друга буржуазные и левые партии, радикальные группы дружно объединились против общего врага, на время отодвинув на второй план свои политические интересы. Но все они, едва рухнул диктаторский режим, по извечному закону любой революции поспешили начать дележ постов и портфелей, совершенно не желая принимать во внимание тот факт, что революцию начала горстка бойцов с «Гранмы».
2 января 1959 года представители Второго революционного фронта Эскамбрая захватили президентский дворец Батисты, но по требованию Че Гевары были вынуждены передать его под контроль правительства, назначенного Фиделем Кастро, и заключить с ним соглашение о единстве армий.
Че Гевара оставил свидетельства о первых днях революции, прошедших в ожесточенной «драке за власть». «Когда наступило время назначения на должности, почти около сотни капитанов и большое число майоров 2–го фронта потребовали государственных постов, – вспоминал Че Гева–ра. – Всех этих людей объединяло одно общее желание – погреть руки за счет государственной казны, чем занимались те, кто находился на этих постах при прежнем режиме. Они хотели получить должности финансовых инспекторов, сборщиков налогов и т. п., где деньги сами шли в карман, – только не зевай. Таков был высший смысл устремлений всех этих людей. К сожалению, они входили в состав Повстанческой армии, и с ними мы должны были сосуществовать <…>.
Такова была ошибка революции, из–за которой нам приходилось выплачивать жирные оклады всем этим баркинам, филипе пасосам, тете касусам (военные и представители правых буржуазных партий. –
Фидель Кастро понимал, что угрозу для революции представляет не жалкая хунта во главе с генералом Кантильо, а вооруженные до зубов наемники Второго фронта, словно хищники, выжидавшие, когда начнется дележ добычи. Впрочем, Че хотя и с огромным трудом, но сумел заставить их подчиняться приказам главного командования.
В начале января 1959 года специальным постановлением кубинского правительства Че Геваре за его выдающиеся заслуги было присвоено «кубинское гражданство по рождению». Он был назначен комендантом крепости Кабанья, построенной в XVIII веке. В задачу Че входили демобилизация старой армии, а также расследование преступной деятельности офицеров и полицейских диктаторского режима. Товарищи решили сделать сюрприз команданте и привезли через неделю после победы на Кубу из Аргентины его родителей. Отец Че, Эрнесто Гевара Линч, вспоминал: «Когда мы с женой прилетели в Гавану, у нас с собой было мало денег. Сборы были очень поспешными, поэтому у нас оставалось только несколько долларов. Нам предоставили автомобиль с солдатом–шофером, но Эрнесто настоял, чтобы за бензин платили мы сами, а не правительство. Цены на бензин тогда были очень высоки, за него платили долларами. Я занялся подсчетами и пришел к выводу, что нам не удастся часто пользоваться этой машиной» [251].
3 января 1959 года было объявлено о вступлении в должность временного президента Кубы Мануэля Уррутиа, а на следующий день сформировано Временное революционное правительство во главе с Хосе Миро Кардоной. Лидер партии «аутентиков» Аграмонте, сменивший на этом посту Грау Сан–Мартина, был назначен министром иностранных дел. Экс–президент Прио Сокаррас, вернувшийся на Кубу, заявил, что ни один из членов его партии не желает участвовать в новом правительстве, и призвал своих сторонников сложить оружие и следовать указаниям президента Уррутиа.
Эти кадровые решения были приняты наспех и являлись своего рода компромиссом между различными политическими силами. Уррутиа никогда не был членом какой–либо политической партии Кубы и формально не принадлежал к повстанческому движению. Его считали «строгим антикоммунистом» и сторонником ориентации на Америку. Уррутиа фактически примкнул к движению, возглавляемому Фиделем Кастро в 1955 году, когда он, будучи председателем Верховного суда в провинции Ориенте, выступил в защиту взятых в плен повстанцев. За это он был отстранен от обязанностей судьи, долгое время находился в изгнании в Венесуэле и Мексике, жил в США. При вступлении в должность Урру–тиа заявил, что его режим будет «честным и демократическим», в соответствии с принципами, изложенными «освободителем Кубы Хосе Марти», распустил избранный при Батисте конгресс и Верховный суд, отметив, что его правительство будет «активно поощрять приток американского капитала в экономику Кубы»[252] .
Кубинский революционный гражданский фронт, объединивший во время борьбы все оппозиционные Батисте партии, профсоюзные организации, движения, высказался за поддержку кандидатуры Уррутиа. Но все прекрасно понимали, что реальная власть на Кубе принадлежит Повстанческой армии и что политику нового правительства и решающую роль в его формировании будет определять Фидель Кастро. В Гаване «Движение 26 июля» в первые же дни нового года взяло под свой контроль все полицейские участки.
2 января Фидель выехал из Сантьяго в Баямо. Дальше его путь по стране сопровождался ликованием кубинцев, дружно высыпавших на улицы городов и сел, чтобы салютовать героям. «Я прибыл в Гавану с тремя тысячами повстанцев и двумя тысячами лучших бойцов старой армии. Это были солдаты, которые вели ожесточенные бои с нами несколько дней назад, в Гиса, Байре, Маффо и ранее на главном хребте, сейчас они были вместе с нами. Они шли со мной, управляли танками и другим вооружением.
Потребовалось восемь дней, чтобы достичь Гаваны, потому что в каждом городе нам приходилось участвовать в массовых демонстрациях и празднествах. Там можно было проехать только на танке без опасения быть раздавленным. В столице не было никаких волнений и столкновений. Но позже все праздновали победу»[253] , – вспоминал эти счастливые дни Фидель.
На самом деле это триумфальное шествие отряда «барбу–дос» было крайне изматывающим и изнурительным. Не проходило часа, чтобы Повстанческая армия не останавливалась в населенном пункте, и Фидель Кастро, надрывая уже «севшее» горло, не принимался кропотливо разъяснять народу суть революции. Кстати, по воспоминаниям очевидцев, Фидель лечил надорванное горло соком из сахарного тростника.
Завоеванию авторитета и укреплению позиций революционеров в народе Фидель Кастро придавал гораздо большее значение, чем самому факту падения старой власти. При этом ему необходимо было ежечасно находиться в контакте с новым правительством, которое начало формироваться по его указанию в столице. Своего брата Рауля он назначил уполномоченным Повстанческой армии и революционного правительства в провинции Ориенте. Нельзя не поразиться политической интуиции и прозорливости Фиделя Кастро. Получая информацию о том, какая подковерная борьба происходит в Гаване за право войти в состав нового кабинета министров, Фидель своим распоряжением главнокомандующего Повстанческой армии на то
