— Как поживаешь? — спросил Хокинс, но руки не протянул. Коп никогда не ручкается с ворами, пусть порой даже знает этого вора лучше своего деверя. И коп всегда обращается к вору по имени, думая, что это дает ему какое-то психологическое преимущество. Если коп застукает вора, только что осуществившего блестяще задуманный план ограбления Форт-Нокса, и этого вора будут звать Израэль Голдберг, коп автоматически спросит: «Ну, Иззи, что ты нам об этом расскажешь?» Если Иззи сообразительный вор, он станет называть копа «мистер» и «сэр» и заговорит его до смерти, не рассказав ничего. Это все часть одной игры.
— Ушли бы с дождя, — от души сказал Алекс. — Вы меня ждали?
— Тебя, — ответил Хокинс.
— И долго?
— С полчаса.
— Да войдите же в дом, — сказал Алекс. — Давненько не виделись.
Они вошли в вестибюль, Алекс закрыл зонт и стряхнул его. Хокинс все время смотрел на Алекса. Детективы любят считать, что могут узнать, о чем думает человек по тому, как он движется, даже если он всего лишь отряхивает зонт или сморкается. Алекс встряхивал зонт, и Хокинс пристально ловил каждое его движение. Наконец Алекс поднял глаза и спросил:
— Итак, что завело вас на окраину?
— Да все продолжаю интересоваться тобой и твоими дружками, — улыбнулся Хокинс. Он считал, что когда улыбается, он больше похож на Барта Рейнольдса. На самом-то деле рожа у него становилась совершенно отвратной. Холодная улыбка Хокинса тоже была частью игры. Алекс иногда думал, что он оставил бы эту игру, если бы не копы. Что интересного в игре, если на другой стороне нет игроков?
— Ну и что вас интересует на этот раз? — спросил он.
— В первую очередь — ограбление, которое имело место 21 марта.
— Ох, — вздохнул Алекс.
— Думаю, ты ничего об этом не знаешь.
— Ничегошеньки, — ответил Алекс.
— Я не стал бы им интересоваться, если бы оно не произошло на моем участке, — сказал Хокинс. — Я был тогда в отпуске. Возил жену в Пуэрто-Рико.
— В Пуэрто-Рико хорошо, — протянул Алекс.
— Меня не было три недели, — продолжал Хокинс. — Я вернулся вчера и имел долгий разговор с полицейским, который получил сигнал. Он новенький, только что переведен из Двадцать пятого отряда в испанском Гарлеме. Я также разговаривал с ребятами из отделения по борьбе с грабежами.
— Ох, — снова вздохнул Алекс.
— И я спрашиваю об этом именно тебя, Алекс, потому что это слишком похоже на твою марку.
— А я и не знал, что у меня есть какая-то марка, — сказал Алекс.
— Я имею в виду разбитое окно.
— Я не лазил в окна с детских лет, — ответил Алекс.
— В том-то и дело. Окно было разбито
— Ну, тут я чист, — ответил Алекс, — вы не по тому следу… — Он резко замолчал, потому что за его спиной открылись двери лифта и в вестибюль вышла супружеская пара. Алекс не хотел, чтобы там, где он жил, кто-нибудь из жильцов видел, как он разговаривает с копом. — Может, поднимемся наверх? — спросил он Хокинса.
— А зачем? — ответил тот.
Алекс пожал плечами и скривился, надеясь, что Хокинс уловит намек. Но когда супруги остановились открыть зонт прямо перед входной дверью, Хокинс нарочито громко сказал:
— А, ты не хочешь, чтобы твои соседи узнали, что ты вор?
Взгляд Алекса стал жестким. Он посмотрел на дверь. Похоже, супруги не расслышали слов Хокинса. Как только они вышли, Алекс спросил:
— Чего вам надо? Я пытаюсь вести здесь добропорядочную жизнь…
— Конечно. И где ты вел свою добропорядочную жизнь, когда двадцать первого марта обчистили квартиру на Восточной тридцать шестой улице?
— Я ничего не знаю об этом.
— Дом 132, Восточная тридцать шестая.
— Не знаю такого адреса.
— Особняк.
— Я ничего об этом не знаю.
— Передняя дверь была взломана, внутренний замок вырван. А затем окно в спальне выбили изнутри, чтобы грабеж выглядел погрубее. Именно так ты и сделал, когда я тебя взял. Ты выбил окно изнутри.
— Да, но я усвоил урок, — ответил Алекс. — С той поры, как я вышел, я чист. Я даже близко не подхожу ни к кому из тех, кто замаран.
— Да? Даже к Томми Палумбо?
— А что с ним? Он тоже чист.
— Ты видел его с тех пор, как он вышел?
— Да, видел. Он мой друг. Конечно, я его видел.
— Я слышал, он хочет купить пушку?
— Мне он ничего такого не говорил.
— Когда увидишь его, скажи, что мы знаем о его замыслах.
— Скажу.
— Скажи ему, что он выпущен условно, а это само по себе нарушение.
— Я уверен, что он об этом знает. Он не дурак.
— Вы все дураки, — отрезал Хокинс.
— Послушайте, я не имею отношения к тому грабежу, так чего вам еще надо?
— Я хочу, чтобы ты знал — я вернулся из отпуска, вот и все. Спи спокойно, — сказал Хокинс, изобразил свою квази-рейнольдовскую улыбочку и вышел под дождь.
«Сукин ты сын, — подумал Алекс и нажал кнопку лифта. — Что я, единственный вор в Нью-Йорке, который когда-то высаживал окна изнутри? Ладно, это сделал я. По наводке Вито. Получил три тысячи баксов. Но если предположить, что это не я? На самом деле речь-то шла о том, что ты ошиваешься вокруг любого, кто хоть что-нибудь когда-то сделал, сукин ты сын. Чего же удивляться, что ты тут не появился раньше, раз ты был в отпуске! Как жаль, что никакой латинос не всадил тебе пулю в башку, пока ты был в Пуэрто-Рико. Не стой у меня на дороге, Хокинс, или пожалеешь».
Но все же он испугался.
Поднявшись в свою квартиру, Алекс достал из холодильника бутылку пива, открыл ее и отнес в спальню. Телефон у него стоял рядом с постелью на ночном столике. Он набрал номер Томми и стал пить пиво прямо из бутылки, ожидая ответа. Ждал он минут десять и чуть было уже не повесил трубку, когда услышал голос Томми:
— Алло?
— Томми, привет, это Алекс.
— А, привет, Алекс, как дела?
— Хорошо. Ко мне только что приходил Ястреб.
— Чего ему надо?
— Томми, слушай, — сказал Алекс.
— В чем дело?
— Я слыхал, что ты ищешь пистолет, и не только я. Ястреб тоже об этом знает.
— Да, — сказал Томми.
— Томми, я думаю, он догадывается, что это значит. Человек не покупает оружия, если только…
— У меня нет пистолета, Алекс.
— Но ты его ищешь.
