Мерзкий свист нарастал. Когда Твердислав оказался возле домов, тварь уже спустилась достаточно низко. Запели первые стрелы, пущенные не прицельно по уязвимым местам конкретного врага, а просто в тёмное подбрюшье неведомого создания. Оно казалось очень длинным, не менее двух десятков шагов; вытянутое тело постепенно сужалось к дальнему концу, так что снизу существо казалось треугольным. Из широкого конца высунулись щупальца, целый пук, зажглись широченные глаза-плошки, алые с чёрными кругами зрачков. Не обращая внимания на стрелы, что застревали в шкуре без малейшего видимого вреда для бестии, тварь потянулась чёрными веревками бесчисленных рук к крыше домика травниц.
Твердислав навскидку разрядил арбалет в один из чудовищных глаз. Он знал, что попал, он никогда не промахивался с такой близи, однако существо, как говорится, и ухом не повело. Десятки щупалец вцепились в крышу домика и одним рывком снесли её напрочь.
Мелькнул зеленоватый огненный шар – кто-то из владеющих боевой магией пустил в ход оружие помощнее лука и стрел. Пламенное ядро врезалось в бок бестии и, зашипев, погасло. Запахло палёным, однако чудовище, казалось, этого даже не почувствовало.
Со всех сторон уже бежали родовичи.
– Ну-ка, все вместе! – заорал Твердислав. Он не хуже Джейаны умел объединить усилия остальных. – Все вместе, разом, по команде!
Ему потребовалась лишь секунда. Однако и этого оказалось слишком много. Он опоздал. Щупальца деловито скользнули внутрь развороченного домика – и мгновение спустя появились вновь. В их чёрных объятиях оказалась Лиззи!
– Бей!!! – выкрикнул Твердислав. Его команда слилась с воплем горя и ужаса, вырвавшимся разом у всех, кто видел этот кошмар – скупо освещённое светом четырех лун тело девочки, завернутое в белое покрывало и обмотанное, точно путами, тонкими чёрными росчерками щупалец.
Удар Твердиславичей настиг тварь, когда та уже начала набирать высоту. Не огненный меч, столь любимый Джейаной, – горе и ненависть родовичей обратились в нечто более жуткое. Твердиславу впервые в жизни удалось сотворить фантома, призрачного бойца, вложив в него все силы клана. Никогда доселе это сложное заклятие, обычно требующее долгой подготовки и полного внутреннего сосредоточения, не удавалось ему. Джей – да, она могла, но и то лишь после семидневного поста и очистительных обрядов. А тут – сияющий ослепительным светом, лучащийся белым пламенем крылатый зверь ринулся в погоню за ускользающим летучим ужасом. Сам же Твердислав замер – руки вскинуты, взгляд оледенел. Он слился с сотворенным бойцом, смотрел его глазами, и – ему казалось – его собственные мускулы, мышцы плеч и спины приводят сейчас в движение широкие, снабжённые на изгибах мощными когтями крылья.
Несущий Лиззи монстр ещё не успел подняться высоко, когда фантом настиг его. У всего клана вырвался дружный вопль, когда пылающие белым огнем когти на лапах фантома впились в бока чудовища, а пасть вгрызлась в один из его глаз.
Только теперь неведомую тварь проняло. Она ответила долгим и яростным воем, полным боли и гнева. Щупальца заметались, хлеща в разные стороны; монстр закружился на месте, судорожно изгибаясь и тщась поразить фантома Твердиславичей внезапно высунувшимся из заостренного конца тела жалом. Из широких ран, оставленных огненными клыками и когтями в боках твари, рванулась кровь – если только это летучее облако золотистой светящейся пыли можно было назвать кровью.
Твердислава мгновенно ослепила жгучая, нестерпимая боль. Там, где чёрные щупальца касались сияющей призрачной плоти его фантома, мгновенно вспухали длинные багровые рубцы, сочащиеся кровью. Кровь сочилась, естественно, из ран на теле самого Твердислава; на сверкающей же броне фантома появились лишь алые росчерки. Магическое создание не чувствовало боли; предел его сил заключался лишь в пределе сил пославшего его и им управляющего.
Но зато – ах! – какое упоение было в том, чтобы наконец схватиться на равных с ведунской тварью! Твердислав слышал хруст, с каким когти фантома рвали шкуру чёрного чудовища, в ноздри лез густой, одуряющей запах вскрывающихся пластов плоти, вырывавшаяся из ран бестии золотистая кровь колола руки и ноги словно бы мириадами крошечных иголочек; это был настоящий экстаз, апогей битвы – чувствовать, как уступает, рвётся под твоим натиском вражеская броня, как корчится от боли враг и как – шаг за шагом – ты подтягиваешь к себе всё ближе и ближе бесчувственную, опутанную чёрным коконом Лиззи.
Твердиславичи, отдав силу вождю, теперь только и могли, что с ужасом смотреть, как под ударами невидимого кнута рвётся, сползая с его плеч, серая куртка, как начинают покрывать спину длинные красные полосы, как трескается кожа и течёт кровь, пятная пояс и порты. Ирка-травница рванулась к Твердиславу с каким-то ковшиком в руке – обтирать раны, пытаясь остановить кровь; к ней тотчас присоединилась Сигрид. Остальные могли лишь молиться Великому Духу да стараться как можно шире открыть себя вождю, чтобы он смог почерпнуть ещё больше силы в их душах, чтобы наконец прикончить неведомого врага, столь дерзко появившегося над селением, врага, презревшего все охранные заклятия и чародейные ловушки.
Твердиславу пришлось оставить попытки добраться до жизненосных жил чудовища и отражать яростно хлещущие чёрные щупальца. Отражать, ловить, превозмогая боль, наматывать на могучую лапу фантома – и резким движением вырывать их с корнем. Каждое вырванное щупальце сопровождалось утробным ревом монстра. Бьющихся окутывала плотная золотистая туча; тварь уже потеряла много крови, ну когда же она наконец начнет слабеть?!
Шатаясь, Джейана выбралась наружу. О Великий Дух, за что ты прогневался на нас! Над разметанным почти по бревнышку домиком травниц висела бестия из самых чёрных, самых страшных ночных кошмаров. Джейана узнала её тотчас. Да, да, именно такие летучие создания являлись ей в недавних снах – снах, на которые она тогда совсем не обратила внимания. Дура, дура, дура, трижды дура!
Она сразу поняла, что сделал Твердислав. Молодец, молодец, молодец! Сотворить фантома – это ж надо! Но, безумец, ему ж не выдержать!
Лицо Твердислава стало белым, таким же белым, как и созданное вождём клана магическое существо. Спину и бока обильно покрывала кровь. Он уже шатался. Ноги дрожали; вскинутые руки, казалось, вот-вот бессильно рухнут.
– Держись! – вдруг закричала Гилви, прижимая кулачки к груди. – Держись же, держись, ну, пожалуйста!
Твердислав словно бы услышал. На шее под кожей разом напряглись, натянулись жгуты связок. Вздулись вены на лбу, на руках, несмотря на то, что они были подняты вверх. Фантом каким-то запредельным усилием разом вырвал пять оплетших его щупалец – и Лиззи оказалась совсем рядом. Мелькнула вторая лапа, чтобы вырвать наконец девчушку из гибельных объятий чёрного монстра; однако в этот миг жало твари, изогнувшейся так, что она едва не переломилась пополам, впилось-таки в бок фантома.
Твердислав дёрнулся и закричал. От этого крика у всех, слышавших его, волосы и в самом деле встали дыбом. Это кричала, исходя воплем, такая непереносимая, нечеловеческая боль, что никто из родовичей не мог её себе даже и представить.
Парализующая, гасящая все чувства волна прокатилась по телу Твердислава. Он чувствовал в себе раскаленное, терзающее внутренности жало монстра; умом вождь понимал – всё это не так, он цел, чёрная игла пронзила лишь сотканного из магических субстанций фантома, но от этого легче не становилось. Сознание покинуло его – и последнее, что он видел, был разлетевшийся на тысячи и тысячи сверкающих хлопьев верный фантом.
И вновь у Твердиславичей вырвался вопль. Только на сей раз это был вопль ужаса и горя. Басовито гудя, тварь вместе с Лиззи скрылась во тьме над скалами; вождь же клана бессильно распростёрся на земле. Спину, плечи, грудь обильно покрывала кровь. Травницы и лекарки во главе с Фатимой бросились к упавшему, на помощь Ирке и Сигрид.
Джейана так и не смогла понять, как в тот миг сердце её не остановилось от ужаса. На какую-то секунду она вдруг очень чётко представила себе, что всё, Твердь мертв, отправился в путь без возврата к чертогам Великого Духа, чтобы потом лишь на краткое время свидеться с ней, Джейаной, когда её будет возносить к неведомому поднебесью Летучий Корабль; представила себе и даже не обмерла, а почти что по-настоящему умерла. Всё тело, каждая частичка её плоти возопила, протестуя, проклиная и едва ли не богохульствуя. Этого не может быть! Он же… мы же с ним… Как, как, как мне теперь без него?!
С уст Неистовой сорвался звериный стон. Горе давило и плющило; нельзя было даже сказать «горечь
