— Я хотел сказать, как только увижу тебя. Вот видишь — я же говорю сейчас.
— Ты говоришь, что занял у меня еще пять тысяч, верно?
— Да.
— Идиот, ты не со мной в игрушки играешь. Ты поставил на кон деньги Фрэнки Палумбо!
— Отлично! — вырвалось у Майкла.
— Фрэнки делает одолжение этому придурку Анджелли из Куинса, чью уродину кузину ты трахаешь, или ты думаешь, об этом никто не знает? А между прочим, ты — женатый человек. А кстати, Анджелли в курсе, что он просил Фрэнки сделать одолжение женатому человеку, который трахает его кузину? И вот так-то ты благодаришь Фрэнки? Таково-то твое уважение к человеку, чью задницу тебе следовало бы целовать с утра и до вечера? Знаешь, что тебя теперь ждет? Сначала...
— Сэл...
— Сначала я лично вышибу из тебя дух за то, что ты поставил меня в идиотское положение перед Фрэнки, а затем передам тебя ему, и уж он-то сделает так, что тебе никогда в голову больше не придет воровать деньги у членов семьи Фавиола. Ты меня понимаешь, Доминик?
— Позволь мне снова поговорить с Джимми, прошу, — взмолился Доминик. — Позволь объяснить ему, что...
— Тебе не надо больше говорить с Джимми. Джимми сделал для тебя все, что мог. Но теперь это уже дело не семьи Колотти, а семьи Фавиола. Где твое уважение?
— Джимми может объяснить ему...
— И объяснять тут нечего. Ты спер пять тысяч у Фрэнки Палумбо после того, как он сделал тебе одолжение. Какие могут быть еще объяснения?
— Я думал, что беру в долг у тебя, Сэл.
— Ты хочешь сказать: ты думал, что крадешь у меня?
— Нет, нет. Я собирался платить тебе проценты, те же, что и прежде.
— Какие еще проценты? Козел вонючий, ты и сейчас-то не можешь выплачивать в срок, как же ты рассчитываешь платить еще за пять штук?
— Я думал, старая договоренность останется в силе.
— А меня ты спросил?
— Я собирался сказать тебе позже.
— Ты идиот, Доминик.
— Теперь я понимаю свою ошибку. Мне следовало сначала спросить тебя. Но я правда думал, что это твои деньги, Сэл. Я понятия не имел...
— Ну так вот, они — не мои.
— Я очень сожалею, что я так сильно подвел две семьи. Очень, Сэл.
— Раньше надо было думать.
— Я полагал, что беру деньги в долг.
— Придурок, — отрезал Сэл.
Майкл словно воочию видел, как он качает головой. Последовала долгая пауза. Джеки взглянула на Майкла. Он пожал плечами. Ожидание затягивалось.
— Скажу тебе всю правду, — нарушил молчание Сэл. — Это дело уже вне моего контроля, Дом. Ты действительно слишком далеко зашел на сей раз. Если я позвоню Фрэнки и расскажу ему, что произошло, он прикажет мне переломать тебе ноги и бросить в реку.
— Но может, когда будешь ему звонить, ты сможешь попросить его поговорить с...
— Я заранее знаю ответ. Он скажет: разбирайся сам и не приставай ко мне с такими пустяками.
— А может, Джимми согласится гарантировать заем...
— С какой стати?
— ...пока я его не отработаю.
— Каким образом ты собираешься отрабатывать? Что, снова отнести кокаин, получить за него деньги и потом пойти проиграть их? Ты так себе представляешь свою отработку, осел безмозглый?
— Он опять заводится, — заметила Джеки.
— Но можешь ты по крайней мере спросить? — взмолился Дом.
— Спросить о чем?
— Можно ли встретиться с Джимми и обсудить проблему.
— Он скажет: к чертям Джимми, и тебя к чертям тоже. Он уже пошел тебе навстречу, и вот какова твоя благодарность. Вот что он ответит, даю гарантию.
— Ну спроси его, Сэл. Пожалуйста.
— Значит, стрелка, да?
— Пожалуйста...
— Если я позвоню Фрэнки — я сказал «если», — он выставит свои условия, можешь быть уверен. Из-за тебя и так у обеих семей полно хлопот, а теперь ты еще предлагаешь забить стрелку, то есть свести вместе двух важных людей только затем, чтобы обсудить твою глупость. Однако ты нахал. И откуда ты знаешь, что Анджелли согласится гарантировать твой заем? С чего ты взял?..
— Я ничего не знаю. Моя знакомая попросит его.
— Та, кого ты трахаешь?
— Ну...
— Мне бы родиться дипломатом, — буркнул Сэл.
— Так ты позвонишь ему?
— Подожди здесь. Высунешь нос — уж лучше не останавливайся до самой Югославии.
Раздались звуки удаляющихся шагов. Теперь, когда разговор прекратился, до Майкла донесся обычный ресторанный шум — приглушенные голоса официантов и швейцаров, готовящихся к закрытию, звяканье столовых приборов, которые расставляли перед завтрашним нашествием посетителей, ток-шоу по радио. Они сидели и ждали, а снег все падал и падал.
— Ну так вот.
Снова голос Сэла, сперва издалека, затем, по мере приближения, громче и громче.
— Ты везунчик, Доминик. Он сказал, пусть Джимми ему позвонит, и они договорятся на после Рождества.
— Спасибо, — выдохнул Доминик.
— А пока все не решится, мой тебе совет: трахай его кузину так, чтобы дым шел, — бросил на прощание Сэл.
Полдень еще не наступил, но на пляже уже воцарилась непереносимая жара. Даже тень от полосатого зонтика не давала желанной прохлады, впрочем, Сара допускала, что дело тут не в погоде, а в рассказе ее сестры. Хите говорила, что в тот момент, когда ей открылась истина, она хотела убить своего мужа. На острове царили французские нравы, и женщины здесь ходили по пляжу без бюстгальтеров. Хите сидела с открытой грудью на полотенце под зонтиком и рассказывала, как ей хотелось врезать ему по морде молотком для отбивания мяса. Из-за того, что сестра сидела полуголая под взглядами прохожих, Сара чувствовала себя очень неловко. Сама она пока не набралась мужества избавиться от верхней части купальника. И возможно, никогда не наберется.
— Когда он спал, — горячилась Хите, — я умирала от желания взять молоток и расквасить ему физиономию.
— Ну, не преувеличивай, — протянула Сара.
— Честное слово. Размозжить ему голову, а затем убежать из дома и вообще из Штатов, исчезнуть в какой-нибудь из южных стран.
Пляж находился на южном берегу острова, в тихой бухточке вдали от многочисленных отелей, теснившихся на атлантическом побережье Сент-Барта. Дом их родителей располагался на небольшом, поросшем растительностью холме над пляжем. До соседнего жилья отсюда было не меньше километра, а до ближайшего хорошего отеля — двадцать минут езды. Молли ушла в дом прикорнуть. Иоланда, домоправительница родителей, вытирала пыль на деревянной веранде, с трех сторон опоясывавшей строение. Звук, издаваемый ее щеткой, придавал дополнительный зловещий фон и без того драматическому разговору. Начинался отлив. Небольшие волны лениво набегали на берег. Кругом царили покой и тишина,
