Тюрьма строгого режима располагалась за городом, в пустыне. В радиусе нескольких километров ни единого человека. Селиться здесь запрещалось, да никому и в голову не могло прийти обустраивать свой дом в каменистой пустыне поблизости от такого заведения. Достаточно было вспомнить, какие преступники там содержались.
Начальник тюрьмы, не менее знаменитый, чем сама тюрьма, Хэнлон Досон утверждал: из его учреждения (или зоопарка, как он его про себя называл) еще никто никогда не бежал. В том смысле, что не выбрался отсюда живым.
Заключенные понимали, что у них нет шансов, и потому не пытались уйти без спроса. Тех, кому повезло в лотерее системы правосудия, казнили, причем происходило это в Калифорнии, где считалось важным предоставить потребителю выбор: приговоренный мог предпочесть либо смертельную инъекцию, либо газ. Его выбирали те, кто боялся уколов. Последняя чашка кофе и гроб предоставлялись за счет заведения.
— Вот она.
На горизонте начали вырисовываться очертания тюрьмы. Дейв Раттингер слегка присвистнул. Отсутствие вокруг любых форм жизни производило впечатление, будто это дорога в один конец.
— Приехали, — сказал Пол. — Пожалуйста, прикрепите идентификационные карты, а все вещи оставьте в салоне. — Автобус затормозил перед массивными стальными воротами. Из будки вышли двое вооруженных охранников. Плотно сложенные, бесстрастные, насупленные. — Выходите.
Студенты вышли. Автобус сдал назад метров на двадцать. Пол повел всех к боковой двери. Они прошли по узкому, огороженному колючей проволокой проходу в небольшое помещение. К нему подошел надзиратель.
— Доброе утро, профессор. Что, привезли молодняк?
— Да, первое посещение.
Они прошли через металлодетектор, — такой, как в аэропортах, — выложив на пластиковые подносы ключи, ручки, монеты, кольца и заколки для волос.
— Проходите во второй сектор.
Еще один огороженный колючей проволокой проход, и еще одна проверка. Здесь охранники — мужчины и женщины — обыскали студентов с помощью ручных детекторов.
У Донны Джексон детектор загудел. Она покраснела.
— На вас есть какие-нибудь металлические предметы? — спросила охранница.
— Да, колечко в соске, — заикаясь проговорила Донна.
— Это все?
— Нет.
— Есть еще в интимных местах?
— Да.
— Где именно?
— Ну… там.
— Идите в ту комнату и снимите, — рявкнула охранница. Наблюдая за этим, Пол удовлетворенно кивнул. Ничего, пусть привыкают.
— Теперь следуйте в третий сектор.
Группа прошла по еще одному проходу во внутренний двор. Зрелище впечатляло. Двадцатипятиметровые стены с колючей проволокой наверху, через которую пропущен электрический ток, и сторожевые вышки. Отсюда можно было войти в четыре корпуса (блоки), помеченные крупными черными буквами от А до О.
Был в тюрьме еще блок Е, подземный, где содержались самые опасные преступники. Разумеется, Пол бывал там много раз, но без специального разрешения начальника тюрьмы вход посторонним был туда категорически запрещен.
— Следуйте за мной в блок D, — сказал охранник привычным повелительным тоном.
Студенты прошли гуськом по длинному коридору, один охранник шагал впереди, другой замыкал шествие. Еще ворота, двери с электронными замками, еще охранники. Конечно, сбежать отсюда невозможно.
— Здравствуйте, профессор. — К Полу подошла женщина в белом халате, пожала руку. Худая, жилистая, с усталым лицом. Седеющие волосы убраны в пучок, перевязанный лентой. Эмма Брек, пятидесятилетняя, незамужняя, уже свыше десяти лет главный психиатр тюрьмы. — Выставка только открылась. Вы наши первые гости. — Она окинула добрым взглядом группу — приятно было видеть свежие лица в этом обиталище зомби — и повела по коридору. — Выставка здесь, направо.
На цокольном этаже камер не было — только комнаты для общественных занятий. Доктор Брек ввела их в небольшой зал, который, если не считать решеток на окнах, мало чем отличался от школьного класса. Стены были увешаны картинами, в углу стоял стол с апельсиновым соком в пластиковых чашках и печеньем на подносах. Несколько заключенных в синих рубашках и джинсах стояли за мольбертами, негромко переговариваясь. Никаких монстров. Вполне нормальная обстановка.
На картинах тоже никакого насилия. Автопортреты, корабли на рейде, цветы.
Студенты начали постепенно расслабляться, заговаривать с заключенными.
— Давно вы рисуете? — поинтересовался у заключенной Дейв Раттингер.
— Только начала. И не очень хорошо получается. — Она улыбнулась ему.
Он улыбнулся в ответ.
Женщина принялась объяснять, почему ей нравятся яркие цвета и сцены на море. Дейв кивал. Она была старше, чем на фотографии, примерно лет сорок пять. Детоубийца. Зарезала двоих соседских детей, сначала мальчика постарше, потом девочку. Пришла с работы усталая, а они слишком громко играли, мешали отдыхать. Теперь вот эта женщина говорила с Дейвом о ранних работах Винсента Ван Гога, высказывала предположения, почему художник использовал темно-зеленые оттенки.
К Донне Джексон подошел молодой человек.
— Принести вам апельсинового сока?
На вид он был на пару лет старше ее — года двадцать три. Красивый, с детскими чертами лица.
Он внимательно рассматривал вначале ее лицо, затем перевел взгляд на промежность. Странно, но Донна не чувствовала смущения, скорее жалость. У него уже давно не было женщины и не будет до конца дней. При других обстоятельствах они, возможно, пошли бы куда-нибудь вместе, кто знает? Он был симпатичный.
— Спасибо.
Она смотрела ему вслед, когда он шел к столу за соком. Парень был насильник. Причем сначала душил своих жертв, а затем совокуплялся с ними. А на вид — воплощенная невинность. Что подвигло его к этому? О чем он сейчас думает?
Прошел час, и студенты полностью освоились, оживленно беседовали с заключенными, смеялись. Пока все было хорошо.
— Пол, я хочу, чтобы вы посмотрели одного пациента, — сказала Эмма Брек. — Его привезли вчера. Восемнадцать лет, психопат. Убил всю свою семью. Бейсбольной битой и ножом.
— Конечно, — отозвался Пол.
Они поднялись по металлической лестнице на третий этаж. А студенты уже вовсю разгулялись, забыв, где находятся. Некоторые даже пробовали рисовать.
— Хотите прогуляться? — спросила тоненькая девушка с усталым лицом и пустыми глазами.
Сьюзенн Делейни узнала Мэри Драйвер. Они были почти ровесницы. Мэри сидела за серию зверских убийств. Она завлекала мужчин, а ее безумный дружок (теперь уже мертвый) их убивал. В красной папке было сказано, что у девушки низкий коэффициент интеллекта и ею легко манипулировать. Но способности к живописи у Мэри были, что подтверждали ее натюрморты.
— Не возражаю.
Они вышли в коридор. Мэри показала ей другие помещения на цокольном этаже. Хорошо укомплектованную библиотеку, комнату для игр.
— Это для мужчин. Но у нас в блоке С такая же.
Они легко разговорились. Сьюзенн, как ни пыталась, не могла обнаружить на ее лице признаки злодейства.
