иногда казалось, что она стала старше и опытнее самой матери Цэнфэн. Однажды она покаялась в таких мыслях настоятельнице и уже страшилась услышать от нее порицание, но Крылатая Цэнфэн сказала:

— В тебе нет ни гордыни, ни тщеславия, Цзы Юнь. Чувства, живущие в твоей душе, не принадлежат тебе. Это чувства Высших Иероглифов. Ты постигла их сокровенный смысл и тем самым дала им жизнь. Тебе больше нечему учиться. Ты должна покинуть обитель и идти своим путем, назначенным тебе от рождения. Только будь осторожна, как осторожен воин, что держит меч в ножнах, если нет битвы.

«Но как я найду свою дорогу? » — подумала Мэй. В сердце ее не было страха, она понимала, что рано или поздно ей придется покинуть обитель Крылатой Цэнфэн, однако нерешительность, присущая всем живущим, жалила ее, как разозленная оса.

— Не всякую дорогу можно найти, — ответила Крылатая Цэнфэн. — Иной путь возникает лишь тогда, когда его протопчут люди. Ступай, Цзы Юнь. В спутники тебе даны мудрость и сила. И мое благословение пребудет с тобой, где бы ты ни была.

... На следующий день Мэй попрощалась с настоятельницей и сестрами, в последний раз помолилась в главном храме и, взяв с собой лишь кисти, тушечницу, бумагу и плитку сухой туши, вышла к вратам обители. Две послушницы-привратницы, кланяясь, открыли перед нею белоснежные двери.

Мэй шагнула вперед, запрещая себе оглядываться. Так она прошла с десяток шагов, а потом все-таки не выдержала и оглянулась.

Взору ее предстала долина, заросшая вечной зеленью. Незримая Обитель перестала существовать — для Мэй.

... Что случилось с принцессой дальше, вы узнаете, прочитав следующую главу.

Глава четырнадцатая

ВСТРЕЧИ НА ДОРОГЕ

Закат золотымОсыпается наземь песком.Цикада поетБесконечную песню печали.И волосы путникПотуже стянул узелком.Котомка пустаИ висит у него за плечами.Он вышел давноИ не помнит начала путиСлезятся глаза,И подошвы от пота истлели..Он знает одно:Ему нужно идти и идти,Забыв о еде,Об отдыхе и о постели.Быть может, идет онПо свету две тысячи лет.Быть может, он жаждетУчастья, любви и покоя.Но вьется дорога,И вновь наступает рассвет,И серый туманПодымается вновь над рекою

Мэй вышла из священной долины на закате. Перед ней возвышались неприветливые даже на вид скалы, и среди них вилась едва заметная тропа. В закатном свете скалы казались не серыми, а лиловыми, от них тянуло холодом, хотя по предположениям Мэй сейчас стоял самый разгар лета... Девушка постояла в нерешительности, а затем шагнула на тропу. Покинуть то, что знакомо, встретить то, что неизвестно, разве это не новое испытание, уготованное ей судьбой? К тому же, как здраво полагала Мэй, в Незримой Обители ее подготовили к испытаниям самого разнообразного рода.

По тропе навстречу Мэй полз волокнистый белесый туман, напоминающий распущенные старушечьи космы. Небо над скалами стало совсем темным — солнце зашло. Сердце Мэй дрогнуло, но она приказала себе не страшиться и идти вперед. Она прошла еще с полсотни шагов по тропе (под ногами что-то похрустывало, будто ореховые скорлупки) и заметила, что из низко стелющегося тумана вырастают маленькие пагоды, высотой не больше пяти цаней[21]. Эти башенки светились призрачным зеленоватым светом вроде тех древесных грибов, что одурманивают человека, если их высушить и попробовать на вкус. Зрелище было жутковатым, но Мэй продолжала идти — из одного лишь страха остановиться и увидеть что-либо более ужасающее, чем маленькие светящиеся пагоды, которыми, как теперь она видела, была усеяна далеко впереди тропа в скалах.

«Со мной благословение отца моего и молитвы матери моей», — беззвучно пошевелила губами Мэй. Как бы ей хотелось услышать сейчас собственный голос, это добавило бы храбрости сердцу и крепости ногам! Но вместо собственного голоса Мэй внезапно услышала тихий, нерадостный смех — таким смехом мог бы смеяться этот туман под ногами...

А потом Мэй услышала тоненькие голоса, напевающие песню:

Послушайте наши голоса!Голоса из печального мира!Голоса детей, никогда не ставших взрослыми,Голоса детей, слишком рано лишенных солнечного света.Мы собраны среди этих священных скал,Мы пьем из реки, в которой нет воды, кроме наших слез.Мы тоскуем о наших матерях и отцах —Они живы, а мы мертвы.И все, что нам осталось, — это строить пагоды.Пагоды из камней, холодных, как сама смерть.Мы строим наши пагоды и молимся:Молимся за мать, что тоскует о нас,Молимся за отца, что не может скрыть горя,Молимся за оставшихся в живых наших братьев и сестер.О священные скалы Детских Душ, будьте к ним милостивы!

Мэй остановилась, не в силах сдержать слез. И вовсе не испугалась, когда перед ней возникли детские фигурки, призрачные и несмелые, как вздох тумана. Дети были окутаны белыми светящимися Одеждами, а в тонких пальчиках держали колокольчики, издающие звон, напоминающий детский смех.

— Нам грустно, — сказал один ребенок.

— Нам всегда грустно и одиноко, — добавил другой.

— Мы скучаем, когда к нам долго не приходят люди с живым сердцем, — прошептал третий. — Поиграй с нами, человек!

— Да, да, поиграй с нами, пожалей нас, — загомонили дети и стали протягивать к Мэй руки, позванивая колокольчиками. — Мы умерли слишком рано л не успели наиграться. А строить пагоды так скучно! К тому же эти пагоды все время разрушают злые духи с красными глазами, они разбрасывают камни и рассеивают туман, без которого мы не можем выходить на свет... Поиграй же с нами! Поиграй, иначе мы никогда не выпустим тебя отсюда!

Мэй стояла, не зная, что предпринять. Причинить вред душам детей-призраков она не смела, но также ей было известно, что тот, кто вступит в игру с призраком, сам станет подобен им. Она вспомнила легенды об этих скалах Детских Душ; когда-то давным-давно эти легенды ей рассказывала добрая Юй. Мэй тогда сама была ребенком. Все дети, умершие в возрасте до двенадцати лет, рассказывала Юй, отправляются в скалы Детских Душ; среди этих скал течет Сухая река, и по ночам слышны грустные песни призраков. У этих детей есть покровитель, божество по имени Дэйцу, — он заменяет им отца и мать. Беда лишь в том, что дети-призраки, как и прочие дети, любят играть. Особенно им нравятся игры с живыми людьми, и из этой игры надо обязательно выйти победителем. Победишь — дети заплачут, но освободят тебе дорогу, побегут жаловаться своему богу Дэйцу, но если проиграешь — они примутся щекотать тебя и щипать, покуда не расцарапают в кровь. Делают они это не со зла, им ведь неведома человеческая боль, и крови они не пьют, как оборотни или демоны. Но беда в том, что любая рана, даже царапина, нанесенная рукой ребенка- призрака, не заживает и кровоточит без остановки. А значит, человек может запросто истечь кровью и уже не увидеть рассвета...

— Поиграй с нами! — продолжали упрашивать Мэй дети, — Поиграй, иначе мы не отпустим тебя!

Мэй кивнула, соглашаясь. Она достала из-за пояса свою любимую кисточку, обмакнула ее в туман и начертила на скале иероглиф «бабочка». Тут же иероглиф превратился в крупную бабочку с яркими крылышками и запорхал в воздухе.

— Ах, как красиво! — закричали призраки. — Еще еще!

«Стрекоза», — вывела Мэй, и вот уже стрекоза с прозрачными, как стекло, крыльями и большими изумрудными глазами кружит среди детей, а те смеются и звенят колокольчиками... Еще взмах кистью — и прямо посреди туманной тропы вырастают пионы, ирисы, гардении; в воздухе покачиваются бумажные фонарики, парят шелковые змеи с мочальными хвостами-трещотками…

— Праздник, праздник! — кричали дети, гоняясь за волшебными бабочками и стрижами...

«Бедные дети, — подумала Мэй. Они заточены в темном чреве этих скал и никогда не видят солнца! »

И ее кисть вывела иероглиф «солнце».

От иероглифа брызнули во все стороны ослепительные лучи, словно и впрямь посреди скал взошло солнце.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату