яхту «Игрушечка», и их частный самолет, не обладающий именем собственным, хотя и у самолета, и у яхты — на фюзеляже и на транце соответственно, — красовалась эмблема их фирмы: две куклы, сидящие рядком, светловолосый мальчик и темноволосая девочка, оба сияют улыбками. Та же самая эмблема была изображена на ярлыке, привешенном ко второму игрушечному медвежонку, сидевшему сейчас у меня на столе, — мальчик и девочка, над головами полукругом выгнулось слово «Тойлэнд», и второй такой же полукруг у них под ногами. Фирма «Тойлэнд, Тойлэнд», принадлежащая Этте и Бретту Толандам. Они пришли сюда, чтобы опровергнуть иск Лэйни Камминс, обвиняющей их в нарушении авторских прав и незаконном использовании торговой марки.
Волосы тридцатисемилетней Этты были такими же черными, как у куклы-девочки на эмблеме фирмы. Прямые черные волосы по плечи, высокие скулы, темные миндалевидные глаза и великолепные губы, подчеркнутые кроваво-красной помадой, придавали ее внешности какой-то восточный оттенок, хотя в девичестве Этту Толанд звали Генриеттой Бехерер, и предки ее происходили из Германии. Впрочем, это не помешало конкурентам и недоброжелателям прозвать ее Леди-Дракон. Ходили слухи, что Бретт встретил ее на ярмарке игрушек в Франкфурте — она была продавщицей в павильоне фирмы братьев Герман. В это жаркое сентябрьское утро Этта в своем шелковом костюме цвета сумерек и темно-синей шелковой блузе с воротником-шалькой выглядела холодной, полной самообладания, деловой и очень женственной. Ее левая рука лежала на руке мужа, а золотая запонка указывала, где заканчивается рукав ее жакета.
— Вы помните, над какими игрушками вы работали, когда находились на службе? — спросил Бреккет.
— Вы имеете в виду службу в компании «Тойлэнд»?
— Да. Это будет… как вы сказали, мисс Камминс, — сколько времени вы там проработали?
— Я проработала там три года и уволилась в январе.
— В январе этого года?
— Да.
— И работали там в течение трех лет?
— Да.
— Помните ли вы игрушки, созданные вами за эти три года?
— Я помню все свои игрушки.
— Не была ли идея Глэдли подсказана вам…
— Нет, не была.
— Ваша честь, я могу закончить свой вопрос?
— Да, конечно. Мисс Камминс, пожалуйста, сначала дослушайте вопрос до конца, и только потом отвечайте.
— Я думала, что он уже закончил, Ваша честь.
— Продолжайте, — нетерпеливо бросил Сантос.
— Правда ли, что идея Глэдли была подсказана вам мистером Толандом…
— Нет, неправда.
— Мисс Камминс, дайте мистеру Бреккету договорить.
— Подсказана вам мистером Толандом на одном заседании, состоявшемся в сентябре прошлого года?
— Нет.
— И это произошло в то время, когда вы, мисс Камминс, еще работали на…
— Нет.
— …на компанию «Тойлэнд, Тойлэнд»?
— Нет, это неправда.
— Правда ли, что ваша оригинальная идея на самом деле принадлежит мистеру Толанду?
— Нет.
— Обращался ли мистер Толанд к вам с просьбой сделать ему несколько набросков этой игрушки.
— Нет.
— Не были ли показанные вами рисунки идентичны тем рисункам, которые вы сделали и передали мистеру Толанду через несколько недель после того заседания.
— Нет, я сделала эти рисунки в апреле этого года, у себя в студии на Северной Яблочной улице.
— О, я не сомневаюсь, что вы их сделали.
— Я протестую! — вмешался я.
— Протест принят. Мы вполне можем обойтись без редакторских поправок, мистер Бреккет.
— У меня больше нет вопросов, — сказал Бреккет.
Уоррен подумал, снова приоткрыл дверь, засунул в замочную скважину зубочистку и сломал ее, так, чтобы конец остался в замке. Если теперь кто-нибудь захочет открыть дверь снаружи и вставит ключ в замочную скважину, то раздастся легкий щелчок сломавшейся щепки. Маленькая безотказная сигнализация взломщика. Плохо только, что она знала этот фокус с зубочисткой ничуть не хуже самого Уоррена. Она сразу поймет, что у нее в квартире находится кто-то чужой. Вполне может статься, что она вытащит щепку, продует замок, а потом примется стрелять по всему, что движется, и продырявит ему голову.
Уоррен запер дверь и огляделся по сторонам.
В квартире было сумрачно. Окно было закрыто белыми металлическими жалюзи. Проскальзывающие сквозь щели солнечные лучи падали на софу, стоящую у окна. Софа была застелена белым покрывалом, усыпанным красными пятнами, которые напоминали цветы гибискуса. Постепенно глаза Уоррена приспособились к полумраку. В комнате было грязно. По полу была разбросана одежда, пустые бутылки, жестяные банки и окурки — Уоррен и не знал, что она снова начала курить. Скверный признак. Интересно, здесь всегда такой бардак, или просто сейчас неудачный момент? По улице проехал автомобиль, потом еще один. Уоррен ждал, неподвижно замерев в полутемной комнате. Здесь только одно окно, единственный источник света, и то задернуто жалюзи. Видимо, софа раскладывается и превращается кровать, потому что на чем же еще ей спать?
На кухню вел дверной проем, — один проем, без двери. Холодильник, плита, небольшой столик, окна нет, — не кухня, а отгороженный уголок размером с телефонную будку. Ну ладно, он преувеличивает. Но все же не хотел бы он угощать здесь гостей. Уоррен вошел в кухню. Справа от себя он увидел прижавшийся к стене круглый деревянный столик. Рядом приткнулись два кресла. Кухня была чуть больше, чем ему показалось сначала. Да все равно, ему здесь губернатора не принимать.
В раковине груда грязной посуды. Еще один скверный признак.
Остатки еды намертво засохли — то есть посуду не мыли уже давно.
Совсем скверно.
Уоррен открыл дверцу под раковиной. Там обнаружилось мусорное ведро. Уоррен поднял крышку и заглянул в ведро. Три пустых коробки от мороженого. С каждой минутой положение вещей выглядело все хуже. Уоррен вернул крышку на место, прикрыл дверцу и заглянул в холодильник.
Завядшая головка салата-латука, пачка оплывшего по краям маргарина, пакет с молоком — судя по запаху, с прокисшим, — ссохшаяся половинка апельсина и три банки кока-колы. Уоррен потянул на себя лоток для кубиков льда. Лед давно не заменяли, и он отстал от стенок лотка.
Уоррен чуть не подскочил до потолка — его взгляд неожиданно упал на таракана, внаглую рассевшегося на столе.
Здесь их называли пальмовыми жучками. Вот ей-Богу, эти отвратительные твари умеют летать! Если не поостережешься, могут даже врезаться прямо тебе в физиономию. Два-три дюйма длиной, и мерзкие — просто слов нет. Конечно, в Сент-Луисе, где он жил раньше, тараканы тоже водились, но не такие же! Уоррен закрыл холодильник. Таракан даже не шелохнулся — просто сидел на столе и наблюдал за пришельцем.
По улице проехала еще одна машина.
Ну и оживленное же движение на этой улице, не меньше машины в час.
Прямо тебе главная артерия города. Уоррен только надеялся, что среди проехавших машин не было ее «шевроле», что ей не взбрело в голову плюнуть на покупки и вернуться домой пораньше. Вот был бы номер!
