— Ты разбила лодку, моя дорогая.
Мария не смогла сдержать улыбки.
— Тетя, ты хорошо понимаешь, что я не собираюсь вновь пускаться в ней в то же плавание. Мы должны придумать что-то другое. Мы недалеко от Дании. Если попадем в Копенгаген, то, может быть, сумеем нанять другой корабль, который отвезет нас в Кастилию.
Изабель с трудом открыла один глаз и постаралась сосредоточиться.
— Но плыть слишком далеко. И потом… я только что начала согреваться.
Мария видела, что Изабель еще пыталась улыбаться, но лекарство взяло свое, и она заснула.
— Нужно что-то придумать, — прошептала Мария самой себе. — Я не могу отказаться от надежды. Может быть, кто-нибудь сумеет помочь. На этом корабле так много людей…
— Капитан, — сказала вдруг Изабель, приоткрыв глаза. — Шотландец. Они его зовут сэр Джон. Он молод и красив. Такого красавца моряка я в своей жизни не видела.
— Какое это имеет к нам отношение? — спросила Мария, убрав с лица Изабель прядь серебристых волос.
— Ш-ш-ш. — Изабель снова закрыла глаза. — Просто не верится, что ты уже была один раз замужем!
— Изабель, — возмутилась, покраснев, Мария.
Но тетя уже спала.
4.
Джон Макферсон не терпел темноты.
Слабый фонарь в его руке оставлял на стенах мрачного темного коридора лишь пятнышки света. Джон зажег фонарь на стене и кивнул молодому матросу, охранявшему вход в каюту.
— Есть что-нибудь новенькое?
— Нет, милорд. Когда я принес поднос с едой, старшая женщина спала, а молодая ходила взад-вперед по каюте. Она ничего не сказала мне, милорд. Но я слышал, когда уходил, что она заперлась на щеколду.
Джон постучал в дверь.
Быстрые шаги. Пауза, дверь открылась, на командора смотрели сияющие зеленые глаза.
— Можно войти?
Минуту она колебалась, затем повернулась и сделала неопределенное движение рукой в сторону неосвещенной каюты.
— Она спит.
— Я ненадолго, — сказал Джон, наклоняя голову, чтобы пройти в каюту.
Мария стояла у двери, не зная, что ей делать. Она не могла остановить его, в конце концов, это его корабль. Держа руку на щеколде, она прислонилась к стене. Огромный шотландец загородил собой маленькое окошко, в каюте стало еще темнее, и молодая женщина благословляла темень. Она видела, что он сначала наклонился над спящей, а затем посмотрел на кипу бинтов и миску с водой на столе.
Он повернулся, и лампа высветила из темноты его лицо. Она могла наблюдать за ним, оставаясь невидимой. Да, Изабель сказала правду. Черты его лица были, безусловно, красивы. Очень красивы. Но их привлекательность, как казалось Марии, портило жесткое выражение лица. Его крупное тело заполнило собой всю каюту. Он был могуч, длинные черные волосы перехватывал кожаный шнур.
Почувствовав, что за ним наблюдают, Джон повернул фонарь в ее сторону, молодая женщина опустила глаза. Хрупкое, пытающееся спрятаться в тени существо. Наверно, она, если бы только могла, постаралась бы раствориться в темной панели за спиной.
Мария понимала, что теперь рассматривают ее. И опять в ней стал разрастаться страх, мешавший поднять на него глаза. В животе у нее образовался какой-то узел. Как всегда. Она опять не способна видеть жизнь такой, как она есть. Настоящую, подлинную жизнь.
Да. Страх в ней возник не из-за него. Мария знала, что причина в чем-то другом. Всю жизнь ее охраняли и изолировали от мужчин. Своего отца Филиппа Красивого она не помнила. После его смерти ее увезли из дворца, и она воспитывалась у монахинь в Кастилии. Она почти не видела своих братьев и даже ничего не слышала о них, пока не был заключен ее брак с шестнадцатилетним королем Венгрии. Она была обещана ему еще в трехлетнем возрасте и отдана в семнадцать лет. До того как она покинула монастырское убежище, единственным мужчиной, с которым она общалась, был ее старый духовник.
Только по приезде в Венгрию она поняла, насколько уязвимой ее сделало пребывание в монастыре. Она не была готова ни к жизни вне его стен, ни к общению с жившими в миру.
Вжавшись в стену, Мария проклинала себя за слабость, за то, что не смеет и глаз поднять. Будучи королевой, она научилась скрывать свой страх. Но вдали от привычной обстановки она была беспомощна.
Джон продолжал молча рассматривать молодую женщину, неловко прячущуюся в тени двери. Что-то в ней тревожило его. Бесспорно, что спасенных им дам окружает ореол таинственности. Она мельком упомянула, что на их судно напал французский корвет. Конечно, она боится: ведь Франция и Шотландия вот уже лет сто ближайшие союзники. Боится, что он отдаст их тем, кто пытался их убить? Да и вообще, помимо всей этой политической неразберихи, — кто враг, кто друг, судьбу двух женщин, найденных дрейфующими в море, трудно посчитать завидной даже при наилучшем стечении обстоятельств.
Ему, да и тем, кто знаком с морем, их спасение представлялось просто чудом. Испанец в лодке, по- видимому, умер много часов тому назад. И их спасение лишь дело их собственных рук. Слабых женских рук.
Шотландец вновь сосредоточил свое внимание на Изабель. Держа фонарь в руке, он наклонился над ней, явно пытаясь что-то найти, Мария напряглась, полная решимости броситься на помощь. Изабель крепко спала. Но прежде чем девушка сделала шаг к кровати, Джон повернулся к ней.
Мария замерла на месте.
Он направился в ее сторону.
Она прижалась спиной к стене, сжимая рукой щеколду. По-видимому, он намеревался уйти. «Скорее бы», — мысленно торопила она.
В каюте слышалось только шумное дыхание спящей Изабель. Почему он не уходит? Мария подняла голову.
Даже при этом скудном свете было видно, какие у него глаза: ясные, умные, синие. Они втягивали ее в себя, как океанская волна. Казалось, что синева их тащит ее на берег, как маленькую пустую ракушку, что она погружается в их глубину.
— Стойте! — приказал он.
— Что? — покраснев, она отодвинулась.
— Стойте здесь. — Гигант шагнул в коридор и что-то сказал дежурившему матросу. Тот поспешил прочь.
Мария перевела дыхание и с надеждой посмотрела на тетю. Ей хотелось, чтобы та как можно быстрее проснулась. Изабель бы справилась с ситуацией гораздо лучше. Шотландец снова вошел в каюту.
— Я уже спрашивал вас там, на палубе, не ранены ли вы.
Не в силах поднять на него глаза, она смотрела лишь на белое пятно его рубашки.
— Спрашивали.
— Так ранены или нет?
— Нет.
Джон поднес фонарь к ее лицу. На лбу у нее был синяк, четкие чистые линии подбородка, смущенный румянец, заливающий щеки, нежнейшая белая кожа. И она по-прежнему не смотрела на него.
— Почему вы не дали моему лекарю осмотреть ваши раны?
— Это всего лишь царапины.
Джон поднес фонарь еще ближе.
— Порез на вашем подбородке кровоточит.
Мария дотронулась до лица, он схватил ее запястье. Она попыталась освободиться другой рукой. Но попала в такие тиски, что в панике поняла: он не отпустит ее.
— Пустите, — прошептала она.
