— Убийца! — возвращается Сонин голос, на этот раз громче, чем мой. — Убийца!
— Я…
Я что, должен признаться? И этого хватит?
— Да, я…
Джинни лежит лицом вверх и извивается, как будто ее душат невидимые руки, пинает воздух обеими ногами. Затем ее поднимает, кружит и роняет снова.
Я тянусь назад, за Библией, но боль обжигает мне подушечки пальцев, и я отдергиваю руку.
Ничего не понимаю. Соня знает, что это я чудовище. Почему она метит в Джинни, а не в меня?
Уж не ревнует ли Соня, не спорят ли девушки из-за меня? Но затем призрак снова начинает стенать:
— Убийца, убийца!
— Ты права! Соня, ты права!
Я вовсе не собирался убивать собственного дядю, хотя иначе рано или поздно, скорее всего, он убил бы меня. Я просто хотел стать сильнее, чтобы иметь возможность защитить себя. Я не знал, что с этой силой придет и жажда крови, с которой до сих пор еще не научился справляться.
— Соня, остановись! Пожалуйста! Наказывай меня!
Я уже готов без возражений смириться с вынесенным мне приговором, когда из служебного коридора в вестибюль врывается Бен. В одной руке у него топор, а в другой — боже милостивый! — он держит за волосы отрубленные головы родителей Джинни.
И швыряет их на красный ковер.
— Приветик, Джинни!
Им овладела Соня? Он обезумел?
Джинни стоит на коленях, склонив голову, ее лицо спрятано в ладонях. Сейчас она — легкая добыча.
— Убийца, убийца, убийца! — снова обвиняет Соня.
Бен мешкает, отыскивая взглядом говорящего.
— Соня!
Я уклоняюсь от коробки конфет, со свистом проносящейся мимо. Я хочу помочь. Я должен помочь, но сверхъестественный ветер удерживает меня.
— Отпусти ее! Он же ее убьет!
Съежившись на красном ковре, Джинни кажется такой маленькой. Мы знаем друг друга всего пару дней, но она принесла в мою жизнь солнечный свет и дала почувствовать, что и у меня есть свое место в мире. Это не любовь — разве что надежда на нее. Но я не бывал ближе к этому чувству с тех пор, как мне сравнялось десять. Если я нравлюсь Джинни, как я могу быть чудовищем?
Я снова тянусь за Библией и поднимаю ее над головой, не обращая внимания на боль.
— Во имя… — Я осекаюсь и начинаю заново, повышая голос: — Во имя Отца, и Сына…
Взревев, Джинни поднимает голову. Маска невинности тает, и я вижу ее настоящее лицо. Она нежить. Порождение дьявола. Вампир, подобный мне.
Я роняю Библию, стискивая в кулаки обожженные ладони.
— Джинни?
Бен переводит взгляд с нее на меня, словно пытается понять, на чьей я стороне.
— Я собиралась тебе сказать, — объясняет Джинни умоляющим голосом. — Когда сведения о тебе появились в системе, я сочла это знаком.
Ее плечо дергается от призрачного удара.
— Мне хотелось той любви, которая длится.
Система. «Любовь, которая длится». Она говорит о службе знакомств торговца кровью. Должно быть, у нее тот же поставщик.
— Соня! — взвизгивает она. — Тебе что, больше нечем заняться? Ты при жизни была неудачницей и до сих пор ею остаешься. Я говорила тебе, что однажды этот город станет моим!
— Убийца! — отвечает та. — Кэти — убийца!
Так вот кто, выходит, ее убил. И Соня вовсе не пыталась отпугнуть Джинни, защитить от меня. Повторяя «убийца», она говорила не обо мне, а о той, что некогда звалась Кэти, Кэтрин, — о девушке, чье тело так и не нашли.
Прямо с места, где она сидела скорчившись, Джинни бросается на Бена. На ее груди проступает кровавая полоса, пачкая белую блузку. Она вышибает топор из руки парня и сбивает его на пол. Он ей не соперник.
Джинни не может сражаться с Соней, но Бена она способна разорвать в клочья.
— Позволь мне помочь ему, — прошу я, и призрачная сила унимается столь же быстро, сколь и возникла.
Я перепрыгиваю через прилавок, подхватываю с ковра топор и встаю между ними.
На миг в глазах Джинни вспыхивает надежда. В отличие от Бена, она знает, что я ее сородич. Она уже призналась, что я ей нравлюсь. Она дважды назвала меня своим героем. Я медленно качаю головой, не оставляя никаких сомнений относительно собственных намерений.
— Ты не сможешь, — выдыхает Джинни, осознав ситуацию.
Мы с Беном и Соней совместными усилиями одолели ее. В ее голосе звучит смирение. Последнее, что она сказала: «А у папы были такие большие планы».
Я отрубаю ей голову и, дрожа, роняю топор.
После недолгого ошеломленного молчания Бен поднимается и кладет руку мне на плечо.
— Ты в порядке, мужик?
— Уже лучше, — отвечаю я. — А ты?
— Она пришла за мной ночью после школьной вечеринки, — объясняет он. — С тех пор я пытался прогнать ее из нашего города.
Наш город. Бен принадлежит Спириту. Я принадлежу Спириту. Бог свидетель, Соня принадлежит Спириту.
А Джинни снова явилась сюда как приезжая, на этот раз под новым именем.
— Я пытался ее предупреждать, — добавляет Бен. — Пытался отпугнуть. Я обратился за помощью к моей семье, но никто мне не поверил. Она не была похожа на вампира, понимаешь?
— Да, я понимаю.
Произошедшее здесь останется с Беном надолго. Он не из тех людей, кто способен уничтожить кого- то другого, пусть даже не совсем живого, и потом не испытывать никаких мук. Я понимаю, что он чувствует, и даже более того.
Прошло две недели с той ночи, как я в последний раз ощущал присутствие Сони. Мне уже ее недостает. Я сожалею, что усомнился в ее доброте, и рад, что убившее ее чудовище больше никогда и никому не причинит вреда.
Мы с Беном сожгли тело Джинни и останки ее родителей за моим амбаром. Топор, который он забрал из кабинета мэра, закопали неподалеку от могилы моего дяди.
— По весне ты мог бы посыпать могилы семенами полевых цветов, — предложил он. — Я имею в виду, они же когда-то были людьми.
Я пообещал, что так и сделаю, и мысленно взял на заметку посыпать семенами заодно и могилу дядюшки Дина.
На следующий день Бен наплел своей тетушке Бетти, будто бы Огастины собрали вещи и уехали среди ночи ради какой-то работы с шестизначной зарплатой, которую мэр наконец-то получил на севере. По словам Бена, Джинни сообщила ему, мол, ее отцу слишком стыдно признаваться в том, что он бросил город, сперва наобещав с три короба. И именно об этом они и спорили тогда в очереди за билетами.
Назавтра Бетти повторила его рассказ в салоне красоты, и с тех пор это сделалось общеизвестным фактом. Помощник шерифа собирает подписи, намереваясь баллотироваться на пост мэра. Я поддержал.
Как выяснилось, Бен вовсе не плохой парень. Его дед, шериф Дерек Мюллер, был охотником на
