гору завершился, теперь будет с каждым днем легче, а там, глядишь, – и домой.
Но долго после пиковой точки еще тянется ночь на Востоке. 5 августа заметили первый робкий рассвет, короткую весточку: солнце живо-здорово и оно никого не забыло. И каждый день эта весть подтверждалась. А 23 августа все вышли встречать светило. Из дневника
Хороший и такой естественный тут, на Востоке, праздник, конечно, отметили. Выпустили даже стенную газету с названием: «Горит Восток зарею новой».
Еще одним праздником было сообщение: из Мирного на Восток вышел санно-тракторный поезд – четырнадцать «Харьковчанок» и тягачей с грузом. Было это 20 октября. С того дня радист Валерий Головин каждое утро вывешивал бюллетень: сколько прошли, какие помехи в пути, что чинят, что бросить пришлось на дороге.
Поход на Восток – адская, нечеловеческая работа. В 1963 году я летал к такому поезду в глубь Антарктиды – возили запасную коробку передач. Пятнадцать человек на руках выхватили нас из самолета – так были рады! Помню обветренные, загорелые, чумазые, однако на удивление веселые лица. Как ставили привезенную нами запчасть при минус сорока четырех, при сильном ветре, на высоте три тысячи метров? Представить себе не могу. Мы улетели, они остались. С того дня храню ощущение: нет работы на Земле тяжелее, чем эта, в походе по Антарктиде.
На этот раз поход торопился. Вел поезд Николай Филиппович Зайцев, хорошо понимавший, как ждут на Востоке прорыва блокады. Шли с потерями, неизбежными на этом пути. Из четырнадцати тягачей и «Харьковчанок» добрались до цели лишь десять.
А на Востоке, конечно, ждали. По радио точно было известно, в какой день, на каком километре поход. Стали забираться на крыши: не видно ли дымков?
И вот 23 ноября дымки показались. Дымки. А потом и темные точки. С опережением всех прежних сроков санно-тракторный поезд пришел на Восток. Прибывающих вышли встречать далеко за околицу. Грянули залпы ракет из самодельной двадцатиствольной «катюши». Крики, объятия… Кому непонятна эта минута! Врач Валерий Струсов: «Мы обхватили друг друга с Анатолием Филимоновым и пока, наподобие Чука и Гека, катались по снегу, разбрызгивая по Антарктиде слезы радости, „Харьковчанка-4“ самостоятельно тронулась и прошла без водителя к станции треть километра…»
Принимая гостинцы, «восточники» и «походникам» тоже сюрприз приготовили: «Добро пожаловать в баню!» Ничего для походника нет важнее бани в этот момент. И она их ждала с водой из чистого снега, с чаркой после пара…
Через неделю, 2 декабря, оставив грузы, уже налегке поход отправился в Мирный. В этот день начальник станции Петр Астахов зафиксировал редкое для Востока явление: появился поморник. Птицы эти живут исключительно на побережье. Какая сила заставила поморника пролететь полторы тысячи километров в глубь безжизненных льдов? Летел по следам поезда, подбирая отбросы, или птицам, как и людям, ведомы страсти исследователей?
В буднях было напряженное время работы. Но были часы, когда надо себя куда-нибудь деть, чем-то занять. Чем? На этот вопрос было много разных ответов. Аркадий Максимов много фотографировал и вел дневник. Иван Козорез в паузах хлебопечения тоже изливал дневнику свою душу. Грубоватый и доверчивый, как ребенок, сварщик Валентин Морозов обладает золотыми руками в сочетании с хорошим вкусом. Это он дарил ребятам на именины ювелирной работы парусники из нержавеющей стали, африканские маски, корабли викингов. Валерий Головин рисовал. Ученый человек Дмитрий Дмитриев прославил себя вязанием из распущенного каната первоклассных банных мочалок. Петр Астахов любил стрелять дробью по пустым, взлетающим с помощью специальной машинки банкам. Валерий Струсов находил удовольствие в просмотре одних и тех же цветных фотографий. Уже на корабле, увидев его за этим занятием, я попросил разрешения глянуть. На снимках был весенний березовый лес, деревенский двор с курами и гусями, на одном снимке – молодая женщина, на другом – девчурка лет четырех с веником… Любопытно, что эти снимки у Струсова часто просили посмотреть то один, то другой. И пожалуй, излишне объяснять, почему.
Общим для всех развлечением было кино. За несколько лет на Востоке скопилось более шестисот фильмов. Из них «полный кассовый сбор» могли тут сделать лишь три-четыре десятка картин. Остальные – целлулоидная макулатура, которой прокат Антарктиду снабжает по принципу «бери что дают». Но в этой особо драматической обстановке какая была избирательность, что «хотела душа» зимовщика долгой полярной ночью? Выясняя это, я вспомнил беседу с Константином Симоновым. На мой вопрос – о чем просили фронтовики, когда он, корреспондент центральной газеты, собирался в Москву, – Симонов рассказал, что в ряду прочего просили сказать «кому надо» не присылать фронту фильмы о фронте. «Мы от натуральных бомбежек чуть живы, а нам их еще и в кино». Вот и тут тоже: фильмы драматические и, пуще того, трагедийные, с разного рода бедствиями тут не шли. При демонстрации «Экипажа», собиравшего всюду полные залы, все повскакали с мест. «К черту этот пожар! Выключай, Велло!» Зато «Мимино», например, смотрели множество раз. В числе любимых назвали ленту «А зори здесь тихие…»
– Но драма…
– Да, верно. Зато какая там баня! Помните?..
Киномехаником на Востоке добровольно был Велло Парк, заслуживший прозвище Киноман. Он загодя приносил и оттаивал от печки в стороне два фильма. Ежедневно оба показывал. Хочешь – смотри, не хочешь – как хочешь. Сам Велло нередко в полном одиночестве досматривал оба фильма.
Что читали? Все перечислить в ответе на этот вопрос зимовщики не могли. Сказали только: в Антарктиде об Антарктиде не очень читалось. Эти книги лучше читаются дома. Особо выделили Платонова, многие только тут его и открыли. Все прочитали Распутина «Живи и помни». И все в один голос просили сказать спасибо Виктору Конецкому за его хорошие книги о странствиях, за «Соленый хлеб», за «Рассказы матроса Ниточкина».
Ну и (каких чудес на земле не бывает!) дошла сюда, в Антарктиду, нашумевшая публикация нашей газеты «Таежный тупик». (Читатели, я надеюсь, поймут: не похвальбы ради автор решился сказать об этом. Просто очень уж любопытно: как восприняли вдалеке взволновавшую всех нас историю Лыковых?) Газеты в Мирном зачитали до дыр, но кто-то их отложил, сберег как подарок «восточникам». И походом вместе с другими гостинцами газеты им привезли. Читали по очереди, и, конечно, было о чем поговорить, поразмышлять. Два тупика. Две схожие и несхожие ситуации. И стремления прямо противоположные: к людям и от людей…
Люди
Сейчас они разъехались по всей стране. Большинство – ленинградцы. Двое живут в Архангельске. По одному – во Фрунзе, Тарту, Москве, Якутии, Красноярске. Доктор Геннадий Баранов после отпуска будет принимать своих пациентов в маленьких Боровичах Новгородчины. Такова география жизни.
Возраст тоже неодинаковый. Самому старшему, начальнику станции Петру Астахову, – пятьдесят, младшему, Петру Полянскому, – двадцать пять. Большинство – новички в Антарктиде. Четверо были в ней во второй раз, двое – третий, а один – в пятый.
У каждого своя судьба. И все двадцать навсегда связаны тем, что пережили вместе. Там, на Востоке, они даже внешне походили один на другого. Гляжу на снимок: на месте лица человеческого – заиндевелый круг. Каждый мог бы сказать: это я.
На фотографии, сделанной на борту теплохода, они уже другие. Уже в городском платье, успели даже загореть. Об Антарктиде напоминают лишь бороды и усы, да еще кое у кого седина не по летам ранняя. По лицам можно судить о характерах, хотя, когда в редакции снимок рассматривал ошибались в характеристиках.
Рассматриваю лежащий передо мной снимок. Какое ли наиболее утомленное? Пожалуй, вот это с бородкой клинышком – повар Калмыков Анатолий. На корабле я долго его расспрашивал про варку щей- борщей в Антарктиде, а он то и дело сворачивал на рассказ о семье, о работе своей в Ленинграде. Видно было: соскучился. Я очень обрадовался, увидев в Одессе его в объятиях жены и двух ребятишек. Причем
