своими методами доводили учеников до самоубийства, до голодания, как вы губили наших товарищей, делая их беспризорными, ворами и т. д., и т. д., и т. д. (вообще здесь не место перечислять все ваши добродетели: они будут перечислены в другом месте и в другое время).
'Сейчас, сойдясь на поляне парка, мы пришли к таким неутешительным выводам. С вами мы сговориться больше не можем. Между нами существует слишком уж большая пропасть. И мы решили бороться и в борьбе с вами применить то единственное средство, которое еще осталось в наших руках,
'Мы объявляем голодовку.
'Что кончится это предприятие недобрым — мы знаем отлично. И все же мы идем на это, ибо у нас нет другого выхода.
'Мы требуем:
'1. Перемены обращения.
'2. Оставления старых сроков работы.
'3. Дать возможность отпускникам провести в человеческих условиях последний месяц.
'4. Не посылать наших товарищей по исправительным заведениям и тюрьмам.
'5. Создать законное самоуправление.
'Последний раз мы просим переговорить с нами — ещё не всё потеряно. Мы всё ещё надеемся, что вы не окончательно утратили человеческий образ, обращаемся к вашим педагогическим убеждениям и пытаемся надеяться ни них'.
Заявление было подписано Иошкой, Сашкой, Голым Барином, Кубышкой, Адмиралом, Червонцем, Корницким и Федоркой.
Ответа ребята не получили, и голодовка началась.
Все знали, что пошли на крайнее средство, но не представляли всё-таки всех возможных его последствий. На Иошке первом отразилась голодовка. На второй её день этот болезненный и истощенный шкидец уже не решался вставать с кровати, лежал странно пожелтевший за одну ночь, с покрасневшим ртом и натянув на голову свое серое одеяло. К двум часам дня лежало ещё трое. Остальные тоже чувствовали слабость.
В дело вмешались халдеи. Обычно приструненные, покорно исполнявшие распоряжения своего зава, они начали волноваться. Они фрондировали не из человеколюбия, не из жалости к ребятам-голодовщикам, а просто из боязни уголовщины. Они отправились к Викниксору и потребовали принять меры к прекращению голодовки.
Викниксор посовещался немного с воспитателями и отправил к голодовщикам Палача.
— Виктор Николаевич велел передать, что он согласен обсудить ваши требования…
Когда голодовщики пообедали (а съели они, как это ни странно, очень немного) и пили чай, к ним опять пришел Палач и передал последнюю Викниксорову волю. Троим из голодовщиков ехать в город для переговоров в Губоно. Заведующий передал туда письмо и умывает руки.
Решено было ехать Иошке, Сашке и Кубышке. Перед отъездом, ещё раз собравшись, обсудили требования. Вечером уехали в город. На другой день рано утром уехал Викниксор. Шкида осталась ждать. Ждали весь день — ребята не возвращались, возвратился один Викниксор. Еще за час до его приезда приехавшие из города молочницы передали шкидцам письмо.
'Ребята… [5]
'Случилось ужасное, случилось то, чего мы совсем не ожидали, — случилось предательство; нас обманули самым подлыми и отвратительным способом, как только могут обманывать халдеи. Обманули, заранее сговорившись и обставив всё дело так, чтобы мы и не подозревали мышеловки.
'В город мы приехали уже вечером, переночевали в Шкиде, — утром подправились, почистились и пошли в Губоно. Нас там ждали. Начать с того, что первый, кто нам попался по дороге, был Викниксор. Он шел от заведующей и улыбался… Увидел нас и пробурчал: 'Вас ждут'.
'Заведующая..
'Заведующая ждала, посадила нас, взяла в руки ультиматум, что мы послали Викниксору, и долго, и много говорила. Нам запомнились следующие определения: 'хулиганство', 'распущенность', 'безнравственность', 'недисциплинированность', 'подрыв', 'мальчишество'. Говорила, повторяя, долго, до тех пор, пока Сашка, не завертевшись на стуле, не заорал: 'хватит'.
'Ну-с, началось обсуждение… Мы говорили: 'жить невозмоишо', она — 'недисциплинированность'; говорим: 'произвол', она — 'распущенность', говорим: тюрьма', она — 'мальчишество'; так мило беседуем, вдруг открывается дверь, высовывается Викниксор и пальцем манит заведующую. Вышла. Говорят что-то, долго говорят.
'Кубышка, конечно, стал по кабинету, по столу шманать и нашел бумажку: 'Прошу перевести в Лавру Федорова Георгия и Корницкого Владимира. Основание — воровство и хулиганство…' Не успели мы как следует сообразить, возвращается заведующая, говорит: 'Дело для меня ясно теперь, так что в общем меры пресечения, предложенные Виктором Николаевичем, я должна утвердить'.
'— Что, говорим, за меры?
'Прочитала: Корницкого в лавру, Федорку в лавру. Голого Барина и Адмирала из Шкиды исключить. Меня, Кубышку и Сашку исключить, но, как получивших командировки и направления в фабзавуч и техникум, временно оставить, перевести в пятый разряд, изолировать и разделить: меня и Кубышку поселить в городе, Сашку — на даче.
'Сашка не выдержал. Вскочил. Как крикнет: — 'Здорово… Ловко это у вас устроено… Только ничего, мы и на вас управу найдем', и ушел. Ушли и мы. Сашка куда-то исчез, по крайней мере он в Шкиду больше не заходил…
'Вот что произошло здесь, в городе… Подло, отвратительно, гадко поймали нас; отвратительно оттого, что мы поверили в честность разбора и вот убедились.
'Что будет дальше — не знаю. Если что-нибудь случится — напишите…
Иошка'.
После трехдневного отсутствия Сашка вернулся в Павловск. Еще стоя в тамбуре вагона, он высматривал, нет ли где-нибудь шкидцев. Обычно они часто вертелись здесь, предлагая услуги пассажирам и перенося их багаж, — теперь шкидцев, как на зло, не было. Сашка медленно шел от вокзала и всё посматривал по сторонам.
Он миновал уже людные места и свернул на улицу брошенных и развалившихся дач. Он прошел её почти до самого конца, как вдруг сзади в одном из домов зашумели и оттуда вылезли двое. Первый лез Голый Барин; обычно чистенький и миловидный шкидец весь облохматился и оброс грязью. За ним следом показался Адмирал — в рваном пальто и с мешком в руках… Они завалили выход и, отряхнувшись от приставшего мусора, быстро пошли по улице…
— Эй!.. Эй, ребята! — закричал Сашка.
Те рванулись было вперед, бежать, но, разобрав, что кричит свой, остановились.
— Здорово! — запыхавшись, подбежал Сашка. — Что это с вами? Чего вы бежали?..
Голый посмотрел в сторону и грубовато ответил:
— Так… Привычка… Приходится… Ну, а ты что расскажешь?
— Нечего говорить. Вы и без меня все знаете… Помолчали…
— А вас? — опять заговорил Сашка. — Викниксор, что… уже вышиб?
— Факт… Как приехали, первым делом за нас как за голодовщиков…
— И куда же вы сейчас идете!..
— На рынок.
— Покупать — продавать?.. Голый засмеялся…
— Покупать — продавать? Нет, Сашенька, продавать нам нечего, а покупать не на что. Ну, мы и
