— Ты прав. Да, это мысль!
— Вот именно. Как раз по этому я пришел к выводу, что ты не должен будешь плыть.
— Ничего. Я забыл тебе сказать, что полжизни провел под парусом…
— Я сразу догадался, — заметил он. — Как только как следует подует, ты дичаешь. Я заметил это во время последней бури…
— Или ты идешь спать, — проворчал я, — или я возвращаюсь в вездеход!
— Не возвращайся, — сказал он с ноткой сожаления в голосе. — Разбуди меня на закате. Мы поужинаем и снова поговорим немного…
7.
Ночь была светлой, как на северном побережье Норвегии в конце мая. С первых минут езды я не трогал ноктовизора. По небу двигались молочно-белые облака, почти неразличимые днем возвышения вырастали немного выше, в воздухе блуждал слабый горьковатый аромат, словно бы от винного уксуса. Два или три раза из-под колес вездехода вырывались какие-то небольшие животные.
Шел четвертый час, когда достигнув вершины очередного горба, я увидел перед собой поперечную направлению езды беловатую линию. Я резко затормозил, зажигая одновременно сигнал на сигнализационной таблице позади машины.
Мота остановился в нескольких метрах от меня.
— Ну, что говорят об этом твои наброски чужаков? — спросил я.
— Ничего, — буркнул он. — У меня там только выезды из города. Это какой-то подъездной путь к обрабатываемым территориям, каменоломням или чему-нибудь в этом роде.
— Или на полигон, — сказал я. — Наверняка, у них есть какие-нибудь казармы или сторожевые посты вокруг города. При их добрососедских отношениях…
— Ну и что?
— Ничего. Кроме того, что дороги могут быть под наблюдением!
— Мы же не будем ими пользоваться, — пробурчал он. — Только этого нам и не хватало еще…
На это я промолчал. Я подал машину немного вперед и выскочил, перебросив ноги через борт. Я услышал сухой треск, закачался и наверняка завязал бы более близкое знакомство со здешним майским лугом, если бы не зацепился рукавом за основание ладарового щупа. Я забыл о траве. Траве?
Почти не отрывая стоп от земли, я двинулся вперед и облегченно вздохнул, остановившись на гладко утрамбованной и словно бы усыпанной мелким гравием покрытием.
Это была узкая переферийная дорога, напоминающая некоторые тракты в земных заповедниках. Она шла по прямой линии с запада на восток. Или наоборот… как кто захочет. Слева и справа она исчезла во мгле, заслоняющей горизонт.
— Ну? — крикнул Мота.
Я пожал плечами и повернул назад. Влез на кресло и тотчас же двинулся.
Сразу за дорогой Мота дал знак, что останавливается. Я тоже задержался, потом задним ходом приблизился к трансеру.
— Каменоломня или полигон, — пробурчал он, слезая с панциря, — пусть не знают, что здесь шляется кто-то…
Он вернулся по следам колес вездехода, наклонился и начал отступать задом, выпрямляя сломанные стебли растений. Он как раз добрался до покрытия, и, перейдя его, взялся за последний отрезок нашей трассы, когда на восходе, в отдаленной перспективе, появилась светящаяся точка. Он заметил ее одновременно со мной. Выпрямился и окинул молниеносным взглядом неподвижные машины. Я знал, о чем он думает, но для бегства было слишком поздно.
Пятно света, видимое поначалу, как слабый одинокий огонек, раздвоилось и как бы удлинилось, целясь в нас узкими бело-желтыми полосами. Даже если бы мы уже двигались и на полной мощности двигателей, мы не успели бы уйти из поля зрения прежде, чем подъезжающие подъедут на место, где мы стояли. Ночь была слишком ясная.
— Мота, — мой голос звучал незнакомо, — они не должны отсюда уехать!
— Ложись! — бросил он в ответ. Я заколебался. — Ложись! — повторил он уже на бегу, мчась в сторону трансера. Внезапно я понял. Это не значит, что я послушался. Но сразу я прыгнул в вездеход, не заботясь уже о траве, чьи острые концы ранили мне ноги повыше щиколоток, я схватил с сиденья излучатель и только тогда, пробежав несколько шагов, в направлении дороги, я упал, рефлекторно закрывая лицо локтем. Я выбрал борозду, выдавленную колесами машины, и так искололся немилосердно, но я не обращал на это внимания, не чувствовал даже боли.
Мота захлопнул люк башни. Я услышал лихорадочный треск двигателей. Трансер двинулся задом, выбрался на дорогу и повернул, становясь носом в сторону подъезжающих.
Они были уже близко. Настолько близко, что должны были видеть непонятную для них конструкцию, блокирующую проезд. Несмотря на это, они не уменьшили скорость. Я наблюдал за их действиями без волнения… Трансер выдержит удар любой массы, какую здесь можно принимать в расчет.
Силуэт чужой машины обрисовывался все яснее. Она была небольшой. Напоминала собой скорее узкую лодку на несколько пассажиров. Когда она подъехала поближе, я заметил, что она катится на трех колесах.
Одно, еле заметное, выступало из-под заостренного носа, другой спадающего к земле. Два других, непропорционально больших, были прицеплены сзади, уже за кабиной, что была предназначена для пассажиров.
Они не могли меня заметить. Даже если бы сумели оторвать взор от трансера, так как трава была достаточно высокой. Мне же было достаточно немного поднять голову, что бы через редкие стебли видеть
