За обедом мы оказались в компании с армейским офицером по фамилии Райт, который сел на поезд в Форт-Мэдисон. Это был невысокий полный мужчина лет сорока с отличительными знаками майора медицинской службы сухопутных войск. Он проявил явный и самоуверенный интерес к Мэри, чем доставил мне удовольствие. Его специальностью была психиатрия боевого истощения. Он прочитал нам об этом лекцию с видом павлина, расправляющего хвост.
За обедом я заметил, что Тедди Трэск сумел сесть за один стол с Тессингерами и что миссис Тессингер начала относиться к нему с некоторой благосклонностью. Андерсон и мисс Гриин сидели за отдельным столиком и, по-видимому, нашли много тем для беседы.
Вскоре после восьми часов мы прибыли в Канзас-Сити, где к поезду должны были прицепить пульмановский спальный вагон. Стоянка длилась полчаса, и мы с Мэри вместе с другими пассажирами общего вагона вышли на перрон, чтобы подышать и размяться. Когда время стоянки почти истекло, ко мне подошел солдат сухопутных войск с большим брезентовым рюкзаком и спросил:
— Не подскажешь, братишка, где находится вагон 173?
— Не наш ли это вагон? — произнесла Мэри. — Возможно, он в самом конце поезда.
Мы втроем пошли вдоль платформы и отыскали вагон 173, который действительно оказался последним в составе. Я оставил Мэри в купе, а сам пошел в общий вагон, чтобы забрать вещи. А когда вернулся в спальный вагон, то оказалось, что большинство наших знакомых из общего вагона оказались там: майор Райт, Андерсон и мисс Гриин, Тессингеры и Тедди Трэск, который суетился и помогал им. Старая дама из Гранд-Рэпидз заняла одно из двух международных купе, а через некоторое время я подметил, что во втором таком купе разместился смуглый мужчина с мрачным лицом.
Солдат, который обратился к нам с вопросом, сидел рядом с Мэри в купе, пока застилали его полку по соседству. Это был довольно молодой человек лет тридцати, с худощавым загорелым лицом. Он сказал, что его фамилия Хэтчер. У него был значок участника боев в Европе. Присев рядом с ним, я обратил внимание, что он слегка навеселе. Впрочем, я и сам еще не совсем протрезвел.
Когда поезд тронулся, парень сказал тихим голосом, в котором слышался диалект штата Миссури:
— Интересно, когда же я снова попаду в Канзас-Сити?
— Приезжали домой в отпуск? — спросил я.
— Угадал, братишка. И какой это был отпуск! Я повидал Лондон, Париж и Шанхай, но мой город — Канзас. Здесь я спустил семьсот пятьдесят долларов за две недели. И это стоило того.
— Но вы побывали в Шанхае не во время этой войны?
— Эта война тянется дольше, чем некоторые люди склонны думать. Я был в Шанхае в тридцать седьмом, когда служил матросом на английском грузовом судне.
— Тогда вы, должно быть, и сейчас служите в военно-морском флоте?
— Я пытался поступить на военно-морской флот, но не прошел медицинскую комиссию. Я был в достаточно хорошей физической форме, чтобы участвовать в высадке на Сицилию и в освобождении Нормандии, но оказался непригодным для военно-морского флота. Как вам это нравится?
— Я всегда говорил, что сухопутным войскам труднее всего. На флоте все обстоит довольно спокойно, если, конечно, ваш корабль не попал под прямое попадание и вам не приходится спасаться вплавь.
— Это — самый необычный спор между сухопутной армией и военно-морским флотом, который мне приходилось слышать, — заметила с улыбкой Мэри.
— Ну что же, зато это правда, — подтвердил я свои слова с какой-то пьяной настойчивостью. — Я подался на флот, чтобы меня не загребли в пехоту.
— Послушайте, мне нравится, как вы рассуждаете, — воодушевился рядовой Хэтчер. — Вы рассуждаете непредвзято, хотя и офицер. Как насчет того, чтобы выпить за это?
Он начал подниматься с места, но я его остановил:
— Моя бутылка ближе. По крайней мере, полбутылки.
Мы выпили по стопке, а Мэри отказалась, потому что виски нечем было разбавить.
— Вы сказали, что некоторое время провели в Китае в тридцатых годах. Захватили ли вы войну в Китае? — спросил я.
— Я видел разгром Нанкина. Этого не забыть. — Он задумался, и веселое выражение слетело с его лица. Мэри с интересом взглянула на него, но промолчала.
Хэтчер продолжил свой рассказ с какой-то натугой, в манере моряков былых времен:
— Корабль, на котором я служил, перевозил пассажиров из Нанкина вверх по реке. В большинстве это были европейцы — англичане, французы, русские, и немного американцев, которые уходили из Нанкина, пока еще было возможно. Шла зима тридцать седьмого. Мы загрузились, не зная, что рейс станет последним, но не смогли достать продовольствия для пассажиров. Весь-день и всю ночь простояли на якоре у Нанкина, пока первый помощник капитана лез из кожи вон, стараясь достать хоть что-нибудь съестное. Конечно, в Нанкине продовольствие было, но его захватили япошки.
На второй день первый помощник поехал в город, взяв с собой меня и еще пятерых моряков, которые умели стрелять. Мы были чем-то вроде личной охраны. Никогда не забуду, как мы шли вдоль городской стены. Я в Европе насмотрелся похожего, но все же не такого. С обеих сторон стены, а она тянулась мили на две, валялись кучи трупов. Единственный раз в жизни я увидел, как с человеческими созданиями обращались хуже, чем с хворостом.
Мэри побледнела, ее глаза расширились и заблестели. Хэтчер обратил на это внимание и извинился:
— Простите меня. Мне не следовало бы выкладывать все это. Как бы там ни было, вы можете понять, почему я на протяжении половины войны стараюсь попасть на Тихоокеанский фронт. У меня никогда не было чувства ненависти к немцам, но, возможно, потому, что я никогда не видел нацистского концентрационного лагеря.
— Удалось ли вам тогда достать продовольствие для пассажиров?
— Да, нам удалось связаться с одним из дельцов черного рынка. Он тоже был белый, можете поверить? Но сумел снюхаться с косоглазыми. Думаю, он скупил чуть ли не весь рис в городе и заламывал баснословные цены. Первый помощник в конце концов выторговал пятьдесят мешков, но это не помогло.
— Почему же?
— После одного дня хода вверх по реке япы разбомбили корабль. Почти всем удалось покинуть его, но само судно сгорело до ватерлинии. С огромным трудом нам удалось добраться до Шанхая. После всего этого я уехал из Китая. — Он криво усмехнулся. — Думал, покидаю Китай навсегда, но держу пари, что пройдет не больше года, как я опять окажусь там. Мне бы хотелось встретиться с тем желтопузым, который сбросил бомбы.
Мимо нашего купе прошел Андерсон. Я предложил ему выпить, и он присоединился к нам. Я сказал Мэри, что схожу в вагон-ресторан и попытаюсь достать содовую воду и лед, но Андерсон перебил меня:
— Не думаю, что вам это удастся. В штате Канзас 'сухой закон'.
— Да и вообще, я уже достаточно выпила, — заметила Мэри.
А я недостаточно. Мы продолжали осушать мою пустеющую бутылку. Андерсон пропустил стопку и вернулся к мисс Гриин. Проводник начал застилать наши полки. Мэри вышла посидеть у Тессингеров, а мы с Хэтчером пошли в мужскую курительную комнату.
Он наклонился ко мне и прошептал:
— Что, этот толстый парень — ваш приятель?
— Нет, я лишь сегодня встретил его в поезде.
— А как его фамилия?
— Андресон. Он занимается нефтяным бизнесом.
— Ах вот так! Его фамилия Андерсон, и он занимается нефтяным бизнесом...
— Разве вы знаете его?
— Не знаю, — медленно протянул он. — А может быть, и знаю. Если же я его знаю, то это будет интересно.
— Что вы имеете в виду?
