пробрался сквозь танцующую толпу к тому месту, где Берни говорил что-то блондинке на ухо.
Когда Кирби наконец привлек его внимание, Берни, высокий угловатый человек, протянул ему руку и быстро проговорил:
— Рад, что ты смог зайти, приятель. Бар вон там.
И он опять повернулся к блондинке.
— Вы видели Бонни Ли Бомонт?
Берни неохотно отпустил блондинку.
— Бонни Ли! Где она? Ты ее привел, приятель?
— Нет. Я ее ищу.
— Сегодня ее здесь нет, приятель. Вон бар. Возьми себе…
— Она должна прийти сюда в полночь.
Блондинка начала ускользать боковым маневром. Берни схватил ее и спять прижал к зеркалу.
— Приятель, когда-нибудь мы с тобой обо всем поговорим, но сейчас ты мешаешь. Нунан! — подбежал один из тех, что в темных костюмах. — Нунан, убери от меня этого оратора, будь другом.
Нунан мягко повел Кирби прочь.
— Мистер Саббит, судя по всему, сейчас занят. Какие у вас с ним точки пересечения, сэр? Торговая палата? Пресса, радио, телевидение, новые таланты?
— Я должен был встретиться здесь с девушкой.
— Сэр, если речь об этом, то, несомненно, с девушкой вы встретитесь. Их тут много. На любой вкус.
— Я должен встретиться с определенной девушкой! — Кирби с трудом перекрикивал музыку. — Я ее знаю.
— Но не можете вспомнить ее имя?
— Я — знаю ее имя!
Тут, к счастью, появилась Бонни Ли.
Вид у нее был усталый. Она мрачным взглядом обвела толпу.
— Ну, от этих мы помощи не получим. Слишком поздно, они уже ни на что не способны. Сейчас поприветствую Верни, и мы уйдем.
Кирби тем временем отправился искать толстую девушку. Ей очень не хотелось расставаться с его шляпой, тростью и значком.
Машина Лизбет стояла у въезда в аллею. Они сели, а как только закрыли двери, Бонни Ли, как-то странно всхлипнув, бросилась к нему в объятия и замерла.
— Даже и не понимаю, почему я по тебе скучала так, — прошептала она много позже. Затем, еще помолчав: — Я знала, что когда ты будешь меня искать, то рано или поздно придешь в «Рио». Понравилась тебе Лизбет?
— Да, я…
— А мне-то как тяжело пришлось с этой твоей Шарлей. Подлая женщина, как змея. С ней еще были эти два мерзавца, но куда им со мной справиться, я с тринадцати лет от парней отбиваюсь. Ни один мужчина еще не брал меня силой — и не возьмет.
— Я хочу сказать тебе…
— Кое-что я сняла с тебя сегодня, этого официанта, которого ты пристукнул.
— Что?
— Сейчас он уже забрал свое заявление в полиции, а если и нет, то у тебя есть вот эта бумага, смотри.
Он прочитал в свете спички: «Человек, который напал на меня и украл мою одежду, был низенький, толстый, лысый, лет шестидесяти. Я сказал, что это мистер Уинтер, — чтобы про меня написали в газетах». Подписано было официантом и двумя свидетелями.
— Как ты это получила?
— Я сидела с Лизбет, и мне стало скучно, поэтому, когда я услышала про пожар, то подумала, что эти двое, наверное, не ждут уже около моего дома — я туда поехала, их и вправду не было. Я переоделась в свою одежду, взяла деньги из-под матраса и поехала в «Элизу». Поговорила с официантом.
Он оказался не дурак и быстро понял, что лучше договориться по-хорошему и никуда не лезть, а то кто-нибудь может уронить его в море в час отлива. Так что он взял пять сотен, и мы разошлись мирно, и хотя подпись у него неровная, ничего, сойдет. Это была всего лишь маленькая услуга, прекрасный мой. Если бы я могла побеседовать еще с теми двумя полицейскими, то и там, конечно, все бы уладила.
— Мне тоже почему-то кажется, что ты смогла бы.
— В общем, когда вернулись в тот домик с мускулистыми ребятами Лизбет, я поняла, что ты смог воспользоваться своими золотыми часами и увез с собой Уилму, и перестала о тебе так уж сильно беспокоиться, жаль только, что мою машину ты там оставил, было бы одной заботой меньше. А теперь ты расскажи мне все-все-все…
Они сидели в маленькой машине лицом друг к другу; мягко прижимая девушку к себе, он рассказывал о том, что с ним произошло. Когда он дошел до того места, где описывалось, как он оставил Джозефа и Шарлу, унося Бетси с яхты, ее ногти впились ему в руки. А когда он рассказал, что потом передумал и едва успел вернуться к ним, ее пальцы расслабились.
— Правильно сделал, — прошептала она.
— А большая была бы разница, если бы я не вернулся?
— Для нас, может быть, и нет. Мы бы придумали причины, почему так нужно было сделать. Но это было бы грязное дело.
— Я это чувствую. Но почему?
— Почему грязное дело? Потому что получилось бы — они насекомые, и ты их раздавил. Но люди не насекомые. Даже такие люди. Ну а если бы ты привык с помощью часов убивать людей, я бы уже не смогла пользоваться ими для всяких милых фокусов.
Она легонько отстранилась, надолго умолкла.
— О чем ты думаешь?
— Что нам делать дальше.
— Мы можем убежать. Ты и я. Очень далеко.
— И оставить столько несвязных концов. Полиция никогда не отстанет.
— А что еще остается?
— Твой милый дядюшка запихнул тебя в чертовски сложную ситуацию. И я думаю, что у него, наверно, была какая-то причина. Может быть, письмо…
— Но я не могу получить его еще целый год.
— Мне кажется, он как раз дал тебе возможность добраться до письма раньше.
Вдруг он понял, что она имеет в виду.
— Конечно.
— Я даже думаю, он и хотел, чтобы ты не дожидался письма весь этот год.
Он притянул ее к себе.
— Ты очень умная девушка, Бонни Ли Бомонт.
Все утро среды молодой мистер Виттс из фирмы «Уинтермор, Стэбил, Шэмуэй и Мерц» обдумывал загадочный анонимный звонок по телефону. Он никак не шел у него из головы. Виттс понимал, что все это чепуха, но знал, что не найдет покоя, пока не убедится, что доверенный ему пакет на месте. В одиннадцать часов, отменив назначенные встречи, он отправился в банк. Подписал карточку, дающую право на вход в подземный сейф, вошел туда со служащим банка, они открыли замки, каждый своим набором ключей, и Виттс отнес покрытый черным лаком ящичек в отдельную кабинку.
Он открыл крышку, увидел пакет, доверенный ему мистером Уинтермором, и почувствовал себя дураком: вот, потратил время, чтобы поехать в банк и поглазеть на пакет, который, как сказал ему какой-то псих, исчез.
Вдруг пакет и в самом деле исчез.
Виттс зажмурился, опять открыл глаза и заглянул в ящичек. Пакета не было. Дрожащей рукой он ощупал пустоту. Бессильно опустился на скамью и закрыл глаза. Переутомился, мрачно подумал он. Человек, который не может доверять своим органам чувств, не должен выполнять доверительные
