Кирби отошел к окну. Хотелось, чтобы они ушли прежде, чем он начнет хватать еду голыми руками.
— Открыть шампанское, сэр?
— Что?!
— Шампанское, сэр.
— О, конечно! Шампанское! Замечательно! Нет, нет, оставьте все как есть.
До тех пор, пока на столе не осталось ничего, кроме второй чашки кофе, газетам пришлось ждать. Но даже после этого, взявшись за них, он никак не мог заставить себя сосредоточиться. Слишком много накопилось разных нераскрытых тайн, чтобы спокойно читать новости. Кирби повернулся в кресле и вынул шампанское из ведерка со льда. В руках оказалась элегантная бутылка каких он прежде не видел. Он принялся оборачивать ее в свежую салфетку и тут заметил два пустых бокала, красноречиво стоящих на подносе.
Намек ясен, подумалось ему. Он взял в одну руку бутылку, в другую бокалы и, каждой своей жилкой чувствуя, как ужасно элегантен, отправился на поиски Карлы О'Рурке. Нашел спальню без балкона с солярием. Нашел вторую, смотрящую окнами на запад, гораздо большую, с распахнутыми дверьми. Он шел улыбаясь, придумывая какую-нибудь особенно изысканную первую фразу…
Карла полулежала в широком шезлонге, закинув руки за голову и щурясь в жарком сиянии солнца. Ее золотистая кожа слегка покраснела и, намазанная кремом блестела. Увидев Карлу, Кирби, пораженный, остановился, забыв все изысканные фразы, какие только успел придумать. Он так загляделся на нее, что чуть не уронил бутылку с шампанским. Карла казалась спящей. Тоненький лоскуток белой ткани обтягивал ее бедра, маленькие пластиковые колпачки закрывали глаза, а голубое полотенце было намотано тюрбаном на голове. Больше на ней ничего не было. Кирби стоял перед шезлонгом в восхищенном молчании; лишь шепоток океанского прибоя доносился снизу, да неясная музыка играла где-то вдали. Нет, совсем не пухленькая, подумал он. И откуда у него появилось такое впечатление? Крепкая, как гимнастка, и, где нужно, все на месте, и в лучшем виде.
Она сняла с глаз пластиковые колпачки, села и улыбнулась ему.
— Бедняжка, ты, должно быть, совершенно без сил!
— Ка-хрла! — хрипло произнес потрясенный Кирби.
— О, я вижу ты принес шампанское! Как это мило с твоей стороны! Что-нибудь случилось? О да, конечно. Синдром пуританина.
Она неторопливо потянулась за короткой белой махровой накидкой. Кирби спросил себя, чего же ему хочется. Чтобы она застегнула ее или чтобы она этого не делала? Она не стала застегивать.
— Теперь, я думаю, ты можешь перестать пялиться на меня, милый мальчик, — томно поглядев на Кирби, сказала она. — Как ты считаешь, я уже достаточно загорела?
— Ка-хрла!
Она чуть повернулась в шезлонге, зацепила пальцем лоскуток материи и, далеко оттянув его, крепко надавила на оголенное золотистое бедро. Вместе они смотрели, как медленно исчезает белое пятнышко: он с жадностью, она скрывая в опущенных глазах лукавую улыбку.
— Вполне достаточно, я думаю, — наконец сказала Карла. — Некоторые считают, что более темный загар эффективнее, но он меняет фактуру кожи. Кожа становится грубее.
Она легко поднялась с шезлонга и прошла мимо него в сумрак спальни.
— Идем, дорогой, — позвала она Кирби.
Тот последовал за ней, с совершенно пустой звенящей головой, не выпуская из рук бутылки и бокалов. К тому же глаза его еще не успели приспособиться к внезапной смене освещения, так что он совсем не заметил, что пройдя несколько шагов, она остановилась. В полумраке он слепо натолкнулся на какую-то преграду; дохнуло жаром, его окутал аромат крема и духов и только тогда он сообразил, что это Карла. Но было уже поздно. От неожиданности он уронил бутылку себе прямо на ногу. Карлу качнуло вперед, он попытался ей помочь, но не рассчитал и резко толкнул женщину в плечо. Зацепившись за оказавшуюся под ногами скамеечку, она кувырком полетела на пол. Шум от падения был довольно сильным. Карла что-то вскрикнула на незнакомом ему языке, и он не испытал сожаления от того, что не понял ни слова.
Потянувшись к бутылке, которая лежала в стороне целехонькая, Карла подняла ее и встала сама.
— Ты перестанешь скакать на одной ножке, мистер Кирби Винтер? Пора налить мне бокал шампанского.
— Извините. Я не хотел…
— Хвала Господу, что тебя не посетило игривое настроение, когда мы находились на балконе, Кирби.
— Карла, я просто…
— Я знаю, дорогой.
Открутив проволоку, она ловко открыла бутылку и разлила пенящуюся янтарную жидкость по бокалам. Поставила бутылку, подала ему бокал и задумчиво посмотрела на него, потягивая вино.
— Вместо духов, дорогой, придется мне теперь взять мазь, а вместо драгоценностей — бинты. Теперь еще раз налей мне и потерпи, пока я сотру с тебя крем. Могу ли я доверить тебе свою спину?
— Кахр…
— Нет, лучше мы не будем так рисковать. За осторожность, дорогой Кирби! У тебя шампанское течет по подбородку. Подожди меня в соседней комнате, пожалуйста.
Кирби поспешно понес бутылку и свой бокал в большую гостиную. Он шел, а колени его подгибались. Осторожно присев, он опустошил бокал и снова наполнил его. Куда бы он не смотрел, везде ему виделась распростертая на спине женщина и особенно отчетливо — великолепная, округлая, твердая и загорелая грудь, кожа без малейшего изъяна, соски темного цвета — большие, но не слишком, направленные прямо в тропически-голубое утреннее небо.
Только когда он несколько раз яростно потряс головой, преследовавшее его видение как будто рассеялось. Напоследок он еще раз тряхнул головой, и видение скользнуло туда, где обретаются его воспоминания. Но лежать там оно осталось на самом верху, готовое в любой момент вновь появиться на свет.
Это и случилось тут же, стоило ему услышать плеск воды, с шумом наполняющей ванну. Он представил себе Карлу в ванне и громко мучительно простонал. О, спасибо тебе, дядюшка Омар! Спасибо за то, что ты вселил в доверчивого юношу такие мрачные подозрения относительно всех женщин на свете, превратив его в комплексующего тюленя, так что даже теперь, достигнув зрелости, в свои тридцать два года, он не в состоянии держаться возле прелестной полуобнаженной женщины достойно, без трясущихся поджилок и бессвязного лепета.
Но все же, как не ругал он себя и дядюшку Омара, его не покидало смутное подозрение. Прелести Карлы, вполне вероятно таковы, что и гораздо более опытный мужчина мог бы поддаться мучительной дрожи.
Если учесть недостаток опыта и его гипертрофированную стеснительность, всегда тщательно скрываемую, то оставалось лишь поражаться, как это он совсем не спятил: не разразился каким-нибудь сумасшедшим смехом, или не подпрыгнул на сотню футов выше крыш пляжных кабинок.
Да, Кирби прекрасно понимал причину своих неудач в достижении сексуальной уверенности. Во всем мире он один казался себе навсегда оставшимся без подружки. И изменить это постыдное положение становилось все более вопросом гордости, чем действительной потребностью.
Он знал, что женщины находят его весьма привлекательным. Напряженным трудом он пытался выработать манеру небрежного светского поведения, которая должна была внушать женщинам представление, что для него амурные приключения столь же обычное дело, как и для любого другого. Но врожденные и укрепленные воспитанием оковы стеснительности казались неразрушимыми. Где знакомиться? С чего начинать? Когда оказывалось много свободных и привлекательных женщин, все чего он смог добиться, так это уникального мастерства в убеждении каждой, что его ужасно интересуют другие. Время от времени ему все-таки удавалось преодолеть приступы застенчивости и сосредоточить силы для решающей атаки. Вот тогда-то и происходили с ним бесчисленные дурацкие истории, которые наполняли его тоской и отчаянием. Он знал, что вовсе не похож на клоуна, но разве серьезному, уважающему себя человеку пришло бы в голову схватить такую женщину, как Карла, словно ветку винограда, и грубо бросить
