– Есть, – невозмутимо ответил робот.
Вот так вот. Что значит догадаться вовремя задать правильный вопрос.
– Постой, Эйша, – попросил я. – Две минуты. Что-то меня всего трясёт, надо хлебнуть для успокоения нервов. Погони за нами вроде бы нет, и две минуты роли не играют.
– Хорошо.
Мы выбрались на берег, где нам очень кстати подвернулось упавшее дерево.
– В ногах правды нет, – сообщил я Эйше и уселся на поваленный ствол. – Так у нас говорят. Присаживайся. Хотя при такой силе тяжести, как здесь, данная пословица малоактуальна. Стой хоть сутки напролёт, всё равно не устанешь.
– В ногах правды нет, – повторила Эйша и села рядом. – Красиво. Но устать, если долго стоять, можно запросто и здесь. Ты просто не знаешь этого пока.
– Тем более, – согласился я и посмотрел на робота. – Ну что, Карба, стоишь, как засватанный? Доставай спиртное.
Карба чем-то щёлкнул в районе левого бедра и протянул мне плоскую флягу. Воистину, это не слуга, а кладезь полезных сюрпризов. Сначала оружие, теперь выпивка. Интересно, сколько у него внутри ещё припрятано всякого разного? Надо будет провести потом небольшую инвентаризацию. Так, для порядка. Чтобы не спрашивать, а сразу приказ соответствующий отдавать.
Я не большой знаток спиртных напитков, но, как мне показалось, во флягу было налито что-то вроде хорошего крепкого рома. Грамм четыреста, не меньше.
Приложился, выдохнул, втянул носом воздух.
Ф-фух, уже легче.
– Будешь? – протянул флягу Эйше.
– Давай.
– Смотри, крепко.
– Напугал…
Даже не поморщилась. Лихо. Вот что значит дочь, племянница и правнучка настоящих разбойников. Ещё глотнуть, что ли? Нет, пока хватит. Рано расслабляться.
Я достал сигарету и обнаружил, что зажигалки-то у меня и нет. Слишком поспешным было бегство – забыл прихватить.
– Карба, у тебя есть какой-нибудь огонь?
– Есть.
– Тогда дай прикурить.
Он протянул манипулятор, на конце указательного пальца с лёгким шипением заплясал огонёк.
– Спасибо, Карба. Ты просто незаменим.
– Пожалуйста.
– Что это? – спросила Эйша. – Что ты делаешь?
Я коротко рассказал ей про сигареты и табак.
– Значит, ты наркоман? – осведомилась она, и сочувственных ноток в её голосе я не уловил.
А ведь она права, возразить нечего. Никотин – это наркотик. Следовательно, курящий человек – наркоман. Можно сколько угодно говорить о том, что наркотик этот лёгкий, что сознание он не меняет и прочее бла-бла-бла, однако факт остаётся фактом: попробуйте, если вы курите, бросить и сразу всё осознаете.
– Есть маленько, – криво ухмыльнулся я. – Но это не страшно. И вообще табакокурение у нас, на Земле, не считается наркоманией. К тому же у меня масса положительных качеств. В противовес, так сказать.
– Каких, например?
– Ну… я добрый. И смелый. Временами. Надёжный товарищ, на которого можно во всём положиться. Это так, первое, что приходит в голову.
– А главное – хвастливый, – усмехнулась Эйша. – Как и большинство мужчин, кстати. И почему это, интересно?
– Что именно?
– Почему вы, мужчины, так любите хвастаться?
– Как же иначе? – удивился я. – Нам ведь нужно, чтобы вы, женщины, обратили на нас внимание. Хвастовство – самый простой и быстрый способ этого добиться. Но вообще-то не все мужчины любят хвастаться. Просто… впрочем, это долгий разговор, а нам нужно идти, – я в три затяжки докурил сигарету, загасил её о ствол дерева, сунул окурок в пачку (брошенный окурок – отличная метка для умелого преследователя) и поднялся. – Далеко нам ещё?
– Не очень.
Оказалось и впрямь не очень – прошёл час с минутами, когда по-прежнему шедшая впереди Эйша остановилась и сообщила:
– Это здесь.
Я огляделся, не понимая, что именно она имеет в виду. Ручей давно свернул в сторону, последние пару километров мы шли посуху и теперь находились на длинном, пологом, сплошь заросшем лесом склоне холма.
Склон на первый взгляд как склон, ничего особенного… Стоп. А это что за камни? Мох на них сплошняком, кустами мелкими обросли со всех сторон, деревца даже вон кое-где корни в трещинах пустили. Но, ежели приглядеться, видно, что это не простые валуны или обломки скал, не сами по себе они тут валяются. Такое впечатление, что были они когда-то неким сооружением, которое или само, под тяжестью прожитых лет, развалилось и утратило своё функциональное, конструктивное, а возможно, и эстетическое значение или же было специально порушено людьми.
– Нам сюда, – говорит Эйша.
Да, если не знать, черта c два заметишь. А всего-то – продраться сквозь колючие кусты, отодвинуть в сторону несколько веток, пригнуться, и вот он перед тобой – лаз, ведущий между камнями в темноту. Довольно широкий, между прочим, и Карба пролезет, если постарается.
– За мной. Голову береги.
Эйша становится на четвереньки (надо бы отвести глаза от этого волнительного зрелища, но я не в силах) и ползёт внутрь.
– Не отставай, – бросаю я роботу и следую за ней.
Ползти нам приходится не слишком долго, по моим расчётам метров десять, и вот уже впереди брезжит тусклый свет, ещё пара метров, и я слышу рядом голос Эйши:
– Поднимайся, здесь можно. Только аккуратно.
Осторожно встаю с четверенек, делаю шаг в сторону, давая дорогу следующему за мной роботу, и оглядываюсь в зеленоватой полутьме.
Свет проникает сюда через щели между беспорядочно наваленными камнями. А слабый и зеленоватый он потому, что сначала ему надо ещё через многочисленные листья кустов и деревьев просочиться. Что-то мне это всё сильно напоминает, но вот что именно, никак не соображу. Расколотая и косо нависшая над головой мощная плита перекрытия. Если же вот эту груду камней сложить обратно, то, очень может быть, получится стена. А это что за щель, сплошь заросшая снаружи кустами? Человек в неё точно не пролезет. А вот если напротив установить пулемёт или плазмотрон…
Неожиданно я понял, на что это похоже. Мой родной город, расположенный на реке Бобровой, во время Великой Отечественной войны несколько раз переходил из рук в руки. Бои там шли серьёзные. И река вместе со своими берегами служила естественной преградой для наступающих и, соответственно, дополнительной защитой для обороняющихся. А так как обороняющимися в той войне были в разное время и советские войска, и вермахт, то они и понастроили по берегам Бобровой дотов. То бишь долговременных огневых точек. Некоторые из них – и разбитые, и относительно целые – до сих пор сохранились. В детстве мы, пацаны, любили по ним лазать, пытаясь раскрыть некую страшную и заманчивую тайну, которую, как нам казалось, хранят эти бетонные монстры. Некогда смертельно-опасные для наступающей пехоты, а ныне бессильно грозящие окружающему миру пустыми глазницами амбразур.
Ничто так не будит юное воображение, как тщательное исследование старых крепостей, замков и укрепрайонов. Пусть даже и многократно ощупанных, раскопанных и буквально обнюханных поколениями
