— Уверена, что не пожалею.
В тот день Донал замешкался и спустился в часовню, когда было уже совсем поздно. Ему хотелось отыскать главный вход и ещё раз попробовать понять, как же она располагается по отношению ко всему замку. Он снова нашёл коридор, проходящий прямо под галереей, и внимательно осмотрел то, что заметил ещё раньше. Должно быть, эти выступы — внешние края ступеней большой лестницы! Значит, одним концом часовня когда–то выходила сюда. Вероятно, когда строили лестницу, дверь в неё заложили. Наверное, с самого начала эта дверь выходила ещё на одну лестницу, которая, должно быть, вела прямо за стены замка, во внешний двор.
Донал ещё раз хорошенько осмотрелся (отчасти по чистой необходимости, потому что почти ничего не видел в тусклом свете) и уже поднялся на верхнюю ступеньку вырубленной в стене лесенки, размышляя о том, что ему нужно поискать на наружной стороне замка, как вдруг откуда–то снизу на него дохнуло ледяным, затхлым воздухом, да так сильно, что свеча потухла.
Донал поёжился, но не из–за холода, хотя в этом странном долетевшем до него дыхании чувствовался запах подземной сырости и давней плесени, а из–за того, что теперь ему, наверное, опять придётся спуститься туда, откуда он только что поднялся. Ведь воздух мог всколыхнуться лишь в том случае, если в часовню каким–то образом проник ветерок извне. Донал снова зажёг свечу и зашагал вниз, бережно прикрывая ладонью крохотное пламя. Ему казалось, что холодное дыхание спускается вместе с ним, страшное и тошнотворное, как будто поднявшееся из некоей замурованной бездны, из глубокого тайника, кроющегося где–то в недрах замка, куда ещё ни разу не проникал свет. Но где бы оно не побывало, как бы жутко ни пахло слежавшейся землёй, когда–то оно залетело сюда из открытого пространства и уже потом прошло через угрюмый мрак, по которому непременно должна пройти и сама жизнь. Быть может, это ветерок, залетевший через отверстие в трубе с эоловой арфой? Нет, в таком случае струны дали бы о себе знать! Придётся поискать, откуда он мог взяться.
Донал прошёл по галерее и спустился в часовню. В ней было тихо, как в гробнице, хотя умершие покинули её. Донал даже немного пожалел об этом; раньше он был тут не один, а теперь здесь совсем пусто и одиноко. Он провёл взглядом по стенам, внимательно приглядываясь, не отыщется ли какое–нибудь отверстие, но ничего не увидел. Тут на него снова пахнуло таким же стылым воздухом, и на этот раз он явно почувствовал, что дыхание прилетело из открытой настежь двери прямо под окнами. Он снова зашёл в коридорчик, идущий по внешней стороне стены и не успел повернуть за угол, как опять почувствовал дуновение; оно поднималось откуда–то снизу. Он остановился, и свеча его тут же погасла. Донал упрямо зажёг её и осторожно, полуощупью начал пробираться вперёд, приглядываясь к стенам и полу. Вскоре он увидел, что во внутренней стене совсем близко к земле виднеется какое–то длинное, узкое отверстие. Должно быть, оно находится где–то ниже пола часовни. Он видел лишь узкую щель, но, быть может, само отверстие куда больше? Может быть, оно прикрыто каменной плитой, проходящей вдоль всей длины этой щели? Надо её приподнять. Жаль, что ему не пришло в голову принести с собой лом! Но зайдя так далеко, Донал не хотел останавливаться на половине. Было уже поздно и все в доме, должно быть, давно улеглись спать. Правда, сколько именно было времени, сказать он не мог, потому что оставил часы у себя в комнате. Наверное, уже полночь, а он, словно крот, роется в недрах старого дома, пробираясь к самым его корням, как злая мысль пробирается в сердце человека. Ну и что же! Лучше всё–таки найти то, что он ищет. Только что он искал, Донал не знал и сам.
Он выбрался наверх, вышел из замка и свернул к домику садовника, где хранились инструменты. Домик был заперт, но рядом с ним на земле валялась старая, ржавая лопата. Что ж, и это подойдёт. В любом случае, попробовать стоит. Как во сне, полном древних развалин, замшелых стен и низких, словно нахохлившихся строений, он опять спустился во внутренности замка. Он вставил в щель острый конец лопаты, и, к его удивлению, плита приподнялась гораздо легче, чем он ожидал. Под ней открылось маленькое окошко с круто уходящим вниз подоконником. Нет, перед тем, как туда залезать, надо посмотреть, глубоко ли дно и получится ли снова оттуда выбраться. Он достал из кармана сложенный лист бумаги, поджёг его и швырнул вниз. Пламя осветило нечто вроде погреба глубиной примерно футов в семь. Донал задул свечу, положил её в карман, пролез в окошко, съехал вниз и легко спрыгнул на пол. Тут он снова зажёг свечу и начал осматриваться.
Прежде всего на полу прямо перед собой он увидел большой плоский камень, похожий на могильную плиту, но на нём не было ни надписей, ни украшений. Потолок неровным сводом уходил вверх, никакого настила на полу не было, только сырая, плотно утоптанная земля. Справа в стене виднелось ещё одно отверстие, расположенное низко–низко и похожее на изогнутую верхушку арки, нижние концы которой уходили глубоко под пол. Если он не ошибся, то, по–видимому, оно находилось как раз под заложенной камнями дверью в проходе, пролегавшем выше. Донал протиснулся в арку и оказался прямо под спиралью парадной лестницы, в крохотной кладовочке, располагавшейся в самом её низу. На полу лежали веник и совок, и Донал увидел маленькую дверцу, через которую горничные обычно просовывали их сюда, закончив утреннюю уборку. Дверца была открыта (открывалась она внутрь). Пробравшись через неё, Донал очутился в просторном зале и увидел, что одно из окон почему–то открыто. Значит, вот откуда к нему прилетел давешний ветерок!
Не желая, чтобы кто–нибудь из домашних случайно увидел, как он бродит по замку, Донал потушил свечу и начал тихонько подниматься по лестнице. Не успел он пройти и нескольких шагов, как ему послышалось, что кто–то спускается ему навстречу. Донал остановился и прислушался. Шаги остановились возле комнаты посредине лестницы и стихли. Осторожно поднявшись и подойдя к двери, Донал снова прислушался: да, граф явно был там! И тут в голову ему пришла одна догадка. Он поспешил в комнату леди Арктуры, оттуда в третий раз за ночь спустился в часовню, но дойдя до дубовой двери, открыл её, прошёл в кладовку и, быстро подойдя к дальней стене, приложился к ней ухом. Из–за стены раздавались знакомые возгласы и пришёптывания. Это граф расхаживал по своей потаённой комнате, повинуясь каким–то призрачным видениям, и еле слышным, жалобным голосом взывал к кому–то, чьё имя Донал так и не расслышал.
«А–а! — подумал Донал. — Тому, кто хоть раз видел, как этот несчастный бродит по собственному дому и расхаживает по этой комнате, совсем не трудно поверить в бродящих по замку призраков! Эх, как легко бы я мог сейчас наказать его за всё! Стоит мне лишь крикнуть или постучать в стену, и он умрёт от ужаса».
Эта мысль лишь промелькнула у него в голове, не успев стать искушением.
Донал знал, что не имеет на то никакого права. Возмездие принадлежит Господу, ибо Он один способен праведно воздавать каждому по делам его. Я не верю, что в вышних сферах существует просто наказание; по–моему, оно придумано не Богом, а людьми. Всепоглощающий огонь много ужаснее любого наказания, изобретённого непослушным и жестоким воображением. Он и есть самое настоящее возмездие: не просто наказание, но сила Божья, действующая в Его созданиях. Любовь — есть сущность Бога; Его творящая энергия — тоже любовь; Его сила и сущность едины. Божьи наказания изгоняют из нас грех, восстанавливая то, что сотворила любовь, а грех поломал и уничтожил.
Донал слышал, как длинные руки и худые ладони графа слепо шарят по стене. Хорошо, что однажды ему довелось увидеть это своими глазами, иначе он никогда бы не смог истолковать это странное шуршание. Граф что–то бормотал, но так тихо, что разобрать его слова было невозможно. Говори он громче, Донал, наверное, стал бы подслушивать без малейшего угрызения совести, потому что уже успел убедиться, что лорд Морвен — человек нечестивый и опасный. Право на тайну имеет лишь праведность, но ведь ей нечего скрывать. Зло же, лишившись этого права, изо всех сил стремится утаиться и бушует от ярости, когда его секреты оказываются раскрытыми, потому что, когда его тайные дела всё–таки выходят на свет, даже во зле оказывается довольно праведности, чтобы устыдиться.
Донал больше не мог оставаться внизу и прислушиваться к стонам и бормотанию графа. С каждой минутой на сердце у него становилось всё тяжелее. Он быстро развернулся и уже собрался выйти, но совершенно забыл про скамеечку, и не заметив её, споткнулся и с громким стуком опрокинул её на пол. Из– за стены раздался душераздирающий вопль, и Донал понял, в какой ужас поверг несчастного своей неловкостью. За воплем последовала тишина, а затем слабый стон.
Выбравшись наверх, Донал поспешил отыскать Симмонса и попросил того поскорее пройти к хозяину. Больше об этом происшествии он ничего не слышал.
