Она залилась слезами, но через несколько минут снова овладела собой.
— Не считайте меня глупенькой, — попросила она. — Я знаю, что Бог со мной, и как только вы отправитесь в путь, пойду к Нему, чтобы Он утешил меня. Но мне всё равно кажется, как будто я остаюсь здесь, словно ягнёнок среди волков. Не знаю, почему я так себя чувствую. Просто мне чудится, что надо мной нависла какая–то опасность. Но ведь у меня есть ещё и вы, миссис Брукс! Вы же позаботитесь обо мне?.. Знаете, если бы не вы, — добавила она, смеясь сквозь слёзы, — я бы, наверное, убежала с мистером Грантом!
— Если бы я знал, что вы так себя чувствуете, — ответил Донал, — то остался бы здесь. Правда не знаю, как бы мне удалось отложить эту поездку. Ведь меня наняли в учителя Дейви, и я обязан повиноваться распоряжениям его отца. Только вы знаете, дорогая леди Арктура, в мире не бывает ничего случайного. Мы ни на минуту вас не забудем, а через три недели или через месяц вернёмся назад.
— Это так долго! — всхлипнув, прошептала Арктура, готовая вот–вот заплакать снова.
Должен ли я говорить, что она вовсе не была слабой женщиной? Ведь слабость состоит не в том, что человек выдаёт свои истинные чувства, а в том, что он уклоняется от своего долга. Бывает, что стойко перенеся долгую болезнь, по–настоящему сильный мужчина готов заплакать как маленький ребёнок. Так что не стоит верить расхожим мнениям о силе и слабости. Они так же глупы и убоги, как и остальная мирская мудрость.
Арктура быстро взяла себя в руки и, добро и беспомощно улыбнувшись, пожелала Доналу счастливого пути. Она сидела в маленькой гостиной, располагавшейся по соседству со своей новой спальней. В открытое окно сияло солнце, и вместе с тёплыми запахами весны до Арктуры долетали звуки птичьей песни, радостные и звонкие.
— Слышите, как поёт жаворонок? — спросил Донал. — Как он доверяется Богу, сам того не зная? А нам дана способность знать Того, в Кого мы верим! Ах, дорогая, милая леди Арктура! Ни одно человеческое сердце не может представить себе всего, что приготовил Бог для тех, кто радостно принимает Его волю! Прощайте! Напишите мне, если вам потребуется помощь. И не сомневайтесь: как только я узнаю, что нужен вам, то сразу же примчусь как на крыльях.
— Спасибо, мистер Грант. Я знаю, что вы говорите всё это серьёзно и от чистого сердца. Если мне и вправду понадобится ваша помощь, я тут же пришлю за вами. Только тогда вы уже придёте, как мой друг, а не как…
— Тогда я уже буду служить вам, а не лорду Морвену, — сказал Донал. — Я всё понимаю. Прощайте и не бойтесь: о вас непременно позаботится Отец Иисуса Христа, в Котором был так уверен Его Сын.
Он повернулся и вышел, потому что не мог больше видеть её глаза, залитые слезами. Но стоило ему выйти за дверь, как настал и его черёд проявить так называемую слабость.
Глава 71
Глашгар
День был просто чудесный, и Дейви, шагавший рядом с Доналом, недоумевал: почему его учитель вдруг так опечалился? Совсем на себя не похож!
— Арки непременно наругала бы вас, мистер Грант! — решительно провозгласил он наконец.
Донал намеренно не стал заходить в город и сделал довольно большой крюк, чтобы обойти его и выйти на дорогу. Он шёл с опущенной головой, словно поселившаяся внутри печаль не давала ему покоя. Порой его охватывало неудержимое чувство, что он должен немедленно повернуть назад и уже ни под каким предлогом не покидать замок. Но он не мог сказать по совести, что Бог повелевает ему вернуться. Предчувствие ещё не есть повеление, и далеко не всякое пророчество содержит в себе призыв к действию. Потому–то Шекспир так старательно показывает нам, как его Гамлет, человек подлинно набожный, противится вещим словам призрака. Предчувствие вполне может быть истинным, оно может быть даже от Самого Бога, но даже это не всегда означает, что человек непременно должен переиначивать свои замыслы или сойти с предлежащего ему пути. По дороге в Иерусалим апостола Павла не раз предупреждали, что в городе его ожидает пленение и темница, и сам он прекрасно видел, что эти предостережения изрекаются подлинно Божьими пророками, но они лишь ещё крепче утвердили и закалили его решимость. Он не обманывался и знал, что долг человека не определяется обстоятельствами и выбор жизненного пути диктуется вовсе не умением предугадать грядущее.
Он следовал иному, неизмеримо более высшему водительству. Так же поступил сейчас и Донал. Его прямо–таки подмывало повернуть назад, но он сосредоточенно шагал вперёд и потом ни разу в этом не раскаивался.
Я не стану описывать их путешествие. Скажу лишь, что спустя несколько дней неспешной ходьбы (ведь Дейви совсем не привык к столь дальним прогулкам) они вскарабкались на последний утёс, постучались в старый домик Грантов и тут же очутились в крепких и нежных объятиях Джанет. Дейви невольно потянулся к матери Донала, и её доброе сердце тут же распахнулось навстречу мальчику, как распахнулось когда–то для маленького сэра Гибби. Эта простая крестьянка воистину становилась матерью для всякого, кто нуждался в материнской любви.
За первой встречей последовали удивительные радости, превзошедшие даже самые восторженные мальчишеские мечты. Прежде всего Дейви увидел, как сильно любят Донала его родные и друзья. Ещё одной неожиданной отрадой стало новое ощущение необыкновенной и доселе невообразимой свободы. Ему казалось, что Сам Бог даёт ему эту дивную вольность вместе с широтой Своего неба, с мощью Своих горных круч и свежестью Своего ветра. Были и сумерки на горном склоне, когда овечьи спины лишь смутно белели в надвигающейся темноте, а Донал рассказывал ему о Пастыре душ человеческих.
Слушая его, Дейви чувствовал, что на свете, должно быть, и впрямь был этот удивительный Человек — и не только был когда–то давно, но есть и сейчас! — чудеснее и добрее Которого не сыскать во всей вселенной. В Нём соединилась вся красота бытия, и именно Он однажды отдал Себя Своему безгрешному Отцу и Его донельзя грешным детям, чтобы привести братьев и сестёр в Отцовский дом, ибо вся Его радость — в Отце и Его чадах. Перед глазами Дейви встал Иисус, Который был прежде всего Сыном, преданно и нежно любящим Своего совершенного Отца, и без помощи Которого Бог–Отец никогда не смог бы сотворить ни одного из нас и потом сделать из нас сынов и дочерей, которые любили бы Его всем своим сердцем. Донал говорил, и сердце мальчика понемногу разгоралось любовью и восхищением. Он готов был по первому зову вскочить и приняться за любое дело, которое поручит ему этот необыкновенный Сын, и Донал надеялся (и надеялся не напрасно), что когда для Дейви настанет час испытания, то, во имя Вечной Истины, тот сможет удержаться за незримого Бога, пусть даже Его рука будет казаться ему далёкой и бездейственной, а Его присутствие — недостижимым.
Донал с облегчением чувствовал, что его юношеские переживания остались позади. В его мыслях о леди Гэлбрайт не осталось ни малейшего следа горькой печали. Он любил её, но был вполне счастлив, что её нежнейшие чувства принадлежат не ему, а Гибби. Он не задумывался о том, какую роль в этой счастливой перемене сыграла его привязанность к леди Арктуре. Дружба с нею была много более зрелой и серьёзной, чем его восхищённое преклонение перед леди Гэлбрайт. К тому же на этот раз он относился к своему сердцу с такой ревнивой требовательностью и так не хотел впадать в опасное безрассудство, что нередко сознательно заставлял себя думать о чём–нибудь другом, чтобы мысли и чувства, связанные с леди Арктурой, не оказались слишком стремительными, не углублялись слишком быстро и не забегали чересчур далеко, обрекая его на новые мучения. Он знал, что малейшее послабление может лишить его способности честно, по–мужски исполнять свой долг по отношению к ней — прежде всего способности надлежащим образом заботиться о здоровье её души, не вводя её в ненужные заблуждения.
Однако это не помешало ему поделиться с Джиневрой своими тревогами. Он не мог ничего толком объяснить и лишь признался, что тоже ощущает некую смутную опасность, нависшую над молодой наследницей. Его тревога усугублялась ещё и тем, что он гораздо лучше Арктуры представлял себе хищную и недобрую натуру тех людей, с которыми ей, возможно, придётся иметь дело. Если бы рядом с Арктурой не было миссис Брукс, он ни за что не решился бы оставить её наедине со своими страхами. Сэр Гибби с открытым ртом выслушал рассказ о том, как в замке была найдена часовня, запертая и забытая всеми из–за
